Маленькая золотая рыбка была совсем рядом, влажно поблескивали бриллиантовые чешуйки – протянуть руку и взять. Очень просто. Без всякого там «закинуть невод» и прочей канители. Взять и загадать желание. Никто не увидит и никто никогда не узнает. Очень, очень заманчиво. Как там? Дорогою ценою откупалась: откупалась, чем только пожелаю. Вот именно. Даром в этой жизни ничего не дается. Никому. Ни рыбкам, ни людям, будь они хоть сто раз золотые. За все приходится платить. За свободу, например. За сбывшуюся мечту. Или за любовь. О, за любовь, как правило, приходят самые большие счета! Так что пусть платят, как положено, и он, и она. Она особенно.
«Если вы хотите поменять обожание многих мужчин на вечное недовольство одного, то не стесняйтесь, выходите замуж!» (Кэтрин Хэпберн, актриса).
Склонив голову набок, Вера полюбовалась результатом – почерк у нее был отменный, отец внушил ей еще в детстве: у человека с неаккуратным, некрасивым почерком и мысли в голове обязательно будут небрежными, некрасивыми. А она очень любила красивые и умные мысли о разных вещах. О любви, к примеру. Или о замужестве. Конечно, Вера судила об этом умозрительно, потому что сама замужем никогда не была, и поклонники ее, честно говоря, не одолевали, но с неведомой ей Кэтрин Хэпберн все же соглашалась. Так, что-то еще было такое… неужели забыла? Ах да, вот: «Если женщина к тридцати годам некрасива, значит, она неумна». Коко Шанель. Оформив все должным образом, Вера откинулась на спинку стула и перевела взгляд на зеркало, висевшее на стенке платяного шкафа. Коко Шанель, несомненно, тоже права: с возрастом перестаешь бурно переживать по поводу недостатков своей внешности и учишься ценить достоинства. Да, у нее не идеальная фигура, и она никогда не носит брюки, лишь длинные свободные юбки. А шарф или шаль, накинутые на плечи, не только спасают от вечно донимающих сквозняков, но и уравновешивают силуэт. А вот волосы у Веры просто отличные – длинные, густые, темно-русые, и не надо их ни завивать, ни красить (вот еще глупости!), а можно просто заколоть на затылке в тяжелый узел. Получается очень женственно. И папа так всегда говорит. Вера одобрительно кивнула своему отражению и захлопнула блокнот. Пора собираться.
Кстати, Вера была настолько старомодна и сентиментальна, что вела дневник. Точнее, толстый, как книга, блокнот в синей твердой обложке не являлся дневником в полном смысле слова, потому что она записывала в него не события, а умные мысли. Реже – свои, чаще – чужие. Этот блокнот появился в жизни Веры в тысяча девятьсот восемьдесят… впрочем, с цифрами она счастливо не дружила, никогда не помнила ни дат, ни телефонов. Вера училась тогда в десятом классе, и учительница литературы посоветовала всем завести отдельные тетрадки для записи цитат и крылатых выражений, которые могли пригодиться на экзаменационном сочинении. Вера Максимова была примерной ученицей и шла на золотую медаль, и потому решила не ограничиваться тетрадкой, а записывать умные мысли в толстый ежедневник. С тех пор это вошло в привычку, теперь ей сорок два года, а меткому высказыванию мадам Шанель был присвоен порядковый номер четыреста двадцать семь. Конечно, с тех давних пор многое изменилось, и можно было просто купить красиво изданный словарь афоризмов или сборник умных мыслей замечательных людей, но это были бы чужие книги. А синий блокнот давно превратился в друга, собеседника. Он взрослел вместе с Верой, наблюдал, как менялись ее мысли и интересы. С ним можно было вспомнить прошлое, поговорить, погрустить, улыбнуться своей наивности или оценить чужое остроумие.
– Вера! Ты уже ушла? А где у нас тот натюрморт, помнишь, с астрами? Почему все всегда теряется, я не понимаю!
