Пролог:
— Давид, — шепчу растерянно, оглядываясь. Как я здесь оказалась?
— Я не понимаю…
— Молчать! — шипит он не своим голосом, и я падаю на диван в его
современной квартире. Стойте, мы же были в отеле… — Ты должна знать
свое место! Где твое место?!
Суров и безжалостен. Если бы еще знать, что именно его так
разозлило. Он угрожающе нависает сверху, держа меня в плену глаз,
рук, что по обе стороны головы, а главное, ауры силы и власти. Той
ауры, которую при одном взгляде на его, словно высеченное из камня
лицо, видно невооруженным взглядом. Но он никогда не грубил, не
повышал голоса на меня.
Этого не требуется, ведь я уже в его власти. Добровольной,
сладкой власти.
Он всматривается в мои глаза, пока я вжимаюсь в спинку дивана,
словно что-то выискивая. Давит. Требует беспрекословного
подчинения. Он не прикасается, но от его взгляда шею как будто
охватывает ошейник, и я знаю, что он скоро там и окажется.
— На коленях, мое место у вас в ногах, — говорю тихо и покорно,
и он тут же поднимается и отходит на шаг, осматривая мое дрожащее
тело, скользя взглядом по прикрытой платьем груди, задерживаясь на
постыдно торчащих сосках.
Страх и возбуждение, ровно как боль с удовольствием, идут рядом
с этим человеком рука об руку, впитавшись в меня как яд,
разъедающий прежнюю Майю, создавая из пепла новую, смелую.
Что происходит? Почему он так себя ведет?
— Правильно. И ты этого хочешь или может быть тебе больше
понравится флиртовать с Андроновым, может быть ты даже хочешь
сменить Хозяина? — выбор, которого нет, звучит в его угрожающем
голосе.
Глава конкурирующей компании, которого мы сегодня встретили, был
мил и предупредителен. И он бы мог мне понравиться, если бы не
скользкий взгляд. Я и рассмеялась не над его словами, а потому что
Лене сделали операцию. Я просто была счастлива.
— Нет, — сглотнув, отвечаю и медленно, словно нехотя стекаю
ручейком с дивана. К нему в ноги. На колени. Трепещу, хочу его.
Смотрю не в глаза, а куда-то на двигающийся ходуном кадык, на
мощный разворот плеч, с которых он стягивает пиджак от Армани, и
ниже, где все еще застегнутым был ремень.
Но это ненадолго.
Очень скоро упругая кожа будет хлестко ласкать мое тело, срывая
хриплые постыдные крики наслаждения и погружая меня в мир порока и
похоти.
И я хочу доказать, что нет причины быть грубым, ведь я сама
готова к подчинению, но он словно не понимает, не слышит меня.
Смотрит зло, неприязненно.
— Расстегни ширинку, рабыня, — требует он, и я подчиняюсь.
Достаю ремень, покорно вкладываю ему в руку и освобождаю из плена
каменную, шелковую плоть.
Хочу облизать, хочу дать понять, как сильно люблю, но Давид
резким движением толкает меня к своему паху. Большим и указательным
пальцами давит на щеки и сразу толкает член глубоко в горло.
Ну ладно, я стерплю и это, стерплю насилие рта, стерплю крепкий
захват косы.
Вот только острая боль от ремня по спине была настолько
неожиданной и сильной, что я дернулась и хотела выпустить член,
спросить, почему он меня не подготовил. Почему не рассказал, в чем
будет заключаться сессия.
Но Давид продолжает держать мою голову, пихает член глубже и
снова хлестко бьет по спине ремнем.
Кричу, но член во рту мешает.
Дергаюсь, но рука требует подчинения. Заявляет власть.
— Знай свое место, сука! Блядская тварина!
Это неправильно, так быть не должно! Все наши игры были на
добровольной основе, а сейчас он просто насилует меня, избивает
ремнем, оставляя обжигающие следы на нежной коже.
— Нравится, нравится, когда тебя стегают ремнем, как животное?!
— вопит он, и я ощущаю тошноту и страх.
Что-то не так…
Я смотрю наверх, чувствуя, как задыхаюсь от члена, как горит
спина и попа, как слюна обильно стекает по подбородку и вижу….
Боже, нет! Кричу от ужаса.