Не очень хорошо помнится мне детство, которого, как иногда кажется, и не было вовсе. Когда спрашивают меня: «Кто твоя мать, Дайли?», я честно не нахожусь с ответом. Помню лишь, что когда-то очень давно был человек, кажется женщина, что предлагала мне еду и кров, но не помню ни ее лица, ни запаха, ни своего отношения к ней. Быть может, эта причудливая незнакомка и была той, что так неосторожно подарила мне жизнь? Как знать… Да и важно ли это теперь? Для Дао Хэ – это не имеет ровным счетом никакого значения. А для меня? Мне кажется, что истинное мое Я давно растворилось в складках черного сухэйли, что носят все послушники монастыря. Мы узнаем друг друга лишь по глазам и по походке, что незримо отличает нас. Нам неведомо, кто из нас девушки, а кто парни, равно как неведомы и звучания иных голосов, чем те, которыми говорят учителя Дао Хэ. Ведь каждый из нас всего лишь Тень, истинного лица которой не дано узнать никому.
«Всего лишь Тень до той поры, пока сила не благословит каждого из вас» – так говорили мне еще с тех пор, когда подол самого маленького сухэйли, что был выдан учителем Тонгом, волочился вслед за мной по полу, собирая собой всю неуловимо забившуюся в щели между каменными плитами пола пыль.
«Но я не тень! У меня есть лицо, и оно совсем не черное!» – возмущенно кричала я в ответ.
«Всего лишь Тень», – неустанно твердил Тонг, пока каждый из нас не начинал верить, что это действительно так. Беззвучные и бесправные воспитанники Дао Хэ, монастыря, что каменной громадиной возвышается на востоке Аира. Все мы росли и взрослели, трудясь над собой не покладая рук. Днями напролет просиживали в медитациях, стараясь познать свое внутреннее Я. Часами отрабатывали сложнейшие комплексы упражнений, совершенствуя свое тело. Но каждый из нас знал, что не будет нашим трудам ни конца, ни вознаграждения, так как остановимся мы лишь умерев.
– Дайли, – низкий голос учителя раскатом грома разнесся по внутреннему дворику Дао Хэ.
Я неохотно оторвалась от собственных мыслей и посмотрела в сторону мужчины, что звал меня из окна второго этажа.
– Поднимись ко мне, Паи[1], – легко кивнув, сказал мой Сэ’Паи[2].
Поклонившись уже исчезнувшему в проеме окна учителю, я, более ни минуты не задерживаясь, направилась в сторону кельи, где жил Сэ’Паи Тонг, мой учитель и наставник. Единственный из того немногого числа людей, что жили в Дао Хэ, и который мог говорить со мной вслух. Человек, которого я воспринимала как друга, а не только наставника.
Стоило лишь ступить в проем, что уводил с залитого полуденным солнцем двора, на второй этаж каменной обители послушников монастыря, как я погрузилась в совершенно непроглядную темень. Но темнота давно не пугала ни одного из нас. Каждый из послушников Дао Хэ владел всеми пятью чувствами осязания в совершенстве. И такая вещь, как дезориентация, уже очень давно не грозила нам. Если мы не видели, то слышали, если же не слышали, то осязали – тело лишь инструмент, а играет на нем человек. Его сила, разум и воля, – так учили нас с детства. Потому я легко преодолела несколько пролетов каменных ступеней и совершенно бесшумно шагнула в длинный, освещенный светом масляных ламп коридор. На пути к келье Сэ’Паи Тонга мне никто не повстречался, что было и неудивительно. Ведь полдень – время физических практик у большинства послушников. И лишь один юноша, сгорбившись над каким-то давно въевшимся в пол пятном, неторопливо тер его на другом конце коридора.
