Любовный роман-метаморфоза
ВКЛЮЧИТЕ СВЕТ
– Мама, мама, – его холодные ручки крепко впились в одеяло, – единственное убежище от кошмарного сна. Тело связала колючая дрожь. Набухшие от страха глаза украдкой вглядывались в немую темноту, которую, как тревожный колокол, нарушал стук маленького сердца. Казалось, оно как взбешенная птица, отчаянно хотело пробить клетку груди и выпрыгнуть вон.
Мальчик надеялся. Мальчик ждал. «Мама» – священное слово. «Мама» – заклинание детского мира. «Мама» – молитва. Мама…
И вот… Знакомый силуэт. ОНА.
Да будет свет! Чья-то божественная рука коснулась выключателя и – СТАЛ СВЕТ.
Мама, – его ручонки силой сбросили одеяло и молитвенно потянулись в сторону прекрасной спасительницы. Из бездонных галактик детских глаз, как звездная пыль, рассыпались слезы… Хрупкое семилетнее тельце затряслось от глубоких вулканических всхлипов.
Мама, – шептал он, и вся его прелестная безгрешная сущность тянулась к Ней.
Она уже сидела на краю кровати: уставшая, сонная, с всклокоченными белокурыми волосами и раздраженными нервами:
– Что опять случилось, Сим? – ее голос был сухим, холодным, совершенно бесцветным, неживым. Она дала себя обнять. Мальчик взобрался на ее колени, как на спасительную скалу, он жался к ней всем своим тельцем, обнимал, целовал, и не переставал повторять:
– Мама. Мама. Мне страшно. Побудь со мной.
– Это всего лишь сон… Чего ты? Мне завтра на работу рано вставать. Давай, ложись…
– Мама, побудь со мной, – он продолжал ластиться. Ему вдруг становилось страшно: а вдруг обретенная им вселенная вновь исчезнет. Он боялся отпустить маму, боялся рухнуть со скалы в пропасть.
– Давай, клади голову на подушку, я тебя одеялом накрою. Хочешь свет оставлю?
Он вдруг понял, что бессилен, что ему не уговорить Ее, не выпросить… Там – Холод. Мама – холодная, она не защитит. Никто, никто не защитит. Он – один. Маленький, хрупкий, беззащитный… Сила в ручках, обвивавших мамину шею, вдруг растаяла, мальчик разжал их, послушно залез под одеяло и положил голову на подушку.
Мама, скорее по традиции, чем от сердца, погладила его по голове. Симу стало еще больнее… Он больше ничего ей не сказал. Свет остался в комнате. С этого дня он начал привыкать к искусственному освещению, от него было больше тепла, чем от человека.
Глаза еще долго оставались открытыми, они сверлили стену, таяли, темнели, и, превратившись в черные дыры, наконец вновь отправились в путешествие по сновидениям.
УМИРАЮЩИЙ ВОЛК
– Симеон Вольфович, сегодня звонили по поводу вашего участия в конференции на счет использования новых технологий в медицине. Просили подтвердить, я сказала, что напишу им, – секретарша мило улыбнулась, она знала, что молода и хороша, и что было бы замечательно, если бы начальник «клюнул» на нее.
Он расстегнул пуговицы сдавливающего пиджака, дотронулся указательным пальцем до дужки очков и сосредоточенно посмотрел сквозь затянутую в черное платье фигурку. Девушка продолжала кокетливо улыбаться, расценивая его молчаливый взгляд, как положительный знак. А в это время он думал: вот, еще одна, красивая, глупая и самонадеянная. Думает, что я не устою перед ее «прелестями»… Да, хороша Ксюша, но таких, как она, пруд пруди… Он знал, что у него с ней «ничего не будет», но его занимало наблюдать, как она лезет из кожи вон, чтобы обольстить своего начальника.
Он снял очки и положил их на стол:
– Скажите, что буду. Ксения, принесите мне воды. И… Я сейчас уеду. По всем вопросам сегодня к Сергею Викторовичу.
Ксюша ожидала чего-то большего, и, видимо, несколько расстроилась, что все так прозаично, что не было ни намека, ни улыбки, ни… Она вышла за дверь с упавшим настроением, бросила на стол ежедневник и уперлась злым взглядом в экран компьютера.
