«Кто сражается с чудовищами, тому
следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем.
Ведь если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в
тебя».
Ф. Ницше
— Ненавижу тебя!
Девушка была привязана за руки и за
ноги к кровати.
Ее щеки горели огнем от своего
постыдного положения, бороться с которым не было сил, несмотря на
ее чистую волчью кровь.
Волчица на цепи.
В услужении у того, кого она
ненавидела настолько сильно, что это чувство поглощало ее, как
могла бы поглощать страсть, настолько же обжигающая и сильная, что
не ведала границ и не знала времени.
Обнаженная. Смущенная.
Яростная. Прекрасная.
Моя.
А я смотрел на нее и дурел от того,
что теперь она была рядом.
Стоял над кроватью, мучая себя.
Как я выглядел со стороны?
Чертовым высокомерным наглецом в
черном тонком халате поверх обнаженного торса.
Мужчина, который не знал отказа и
делал всё, что хотел, потому что сила позволяла и никто не смог
пойти против нее.
А на деле?
Я проверял на прочность контроль и
выдержку и каждую секунду ощущал, что сдаюсь.
Сдаюсь на ее милость, пока мое
проклятое черное сердце захлебывается от невообразимого животного
восторга в ожидании вкусить сполна этот плод, что был запретным
слишком долго.
Никто бы не справился.
И я едва смог.
Для этого мне потребовались вся моя
сила и всё упорство, чтобы не сорваться.
Чтобы не забрать ее себе раньше
времени, послав к чертовой матери все условности и гребаные
договоренности с ее семьей.
Шестнадцать лет.
Шестнадцать бесконечно долгих лет я
ходил вокруг нее кругами, не позволяя прикоснуться ни единого
раза.
— Отпусти меня!
Я улыбнулся, умиляясь настойчивости
девушки, с которой она дергала за оковы, удерживающие ее.
— Расслабься, красивая. Тебе
понравится.
— Быть на цепи?!
— Быть послушной. И моей.
Она не хотела этого.
И пока не понимала, что ласка такого
зверя, как я, — это больше, чем пресловутая любовь.
Больше, чем одержимость.
Это вечность, в которой я не смогу
насытиться ее душой и телом.
Я заберу их себе до последней
крохи.
Приручу, подчиню, сделаю своей всеми
способами.
Я и сейчас боялся просто
пошевелиться и сделать первый шаг вперед, потому что знал, что не
сдержусь и накинусь на нее зверем, который жаждал этой встречи так
чертовски долго, что, казалось, прошла уже целая вечность.
— Ты всех девушек так привязываешь,
чтобы они не смогли сбежать? Настолько не уверен в себе и
собственных силах?
Девушка язвила и этим сильнее
разжигала во мне бешеный огонь.
Сладкая и пока еще недоступная.
Завоевать и приручить ее было самым
желанным для меня.
Она могла бы достаться другому.
Могла бы жить иной жизнью, не
скрываясь и не боясь прихода темноты, но все предопределил тот
день, когда я впервые понял, что хочу ее.
Хочу и готов терпеть столько,
сколько будет нужно, чтобы она пришла в мои руки чистая, невинная,
не тронутая никем.
— А ты уверена в том, что сможешь от
меня сбежать? — изогнул я коварно бровь, глядя глазами, бездна в
которых наполнялась опасным огнем.
Это она разбередила его.
Выпустила наружу своей игрой, еще не
подозревая, как это опасно.
Для нее.
— Сбегу!
А это даже интересно.
Новая игра, которая воспламеняла мою
черную кровь и разносила жар по телу, заставляя собирать все силы
для того, чтобы сдержаться.
Меня считали холодным. Отрешенным.
Лишенным эмоций.
Но как же тяжело было носить эту
маску сейчас!
Терпение ломалось, словно битое
стекло.
Я уже слышал этот хруст в своей
душе, когда потянулся к девушке, положив ладонь на ее тело, чтобы
бережно и жадно гладить фарфоровую белоснежную кожу, ощущая до
хриплого стона, насколько она совершенна.
Вбирая кончиками пальцев ее дрожь и
силу упругих мышц, что буквально вставали дыбом в попытках
оттолкнуть меня.