Гил смотрел на неё весь вечер. Даже
не так – дышал теми удивительными флюидами, что курились вокруг
нее, будто опиумный дурман, и расходились по всей площади, где
гремело гуляние по случаю летнего солнцестояния.
Ему было невдомек, как это все
остальные парни не чувствуют этого сладостного аромата, не ощущают
токов, исходящих от белокурой девушки, танцующей джигу вместе с
горожанами? Как так вышло, что у неё всё еще нет ухажера? Ведь
праздник подходил к концу, и большая часть гуляк уже успела
обзавестись парочками и сейчас расходилась по тавернам и
гостиничным номерам. А Гил всё стоял у пивной стойки и украдкой
следил за тонкотелой, хрупкой красавицей.
Впрочем, она была не столько
красива, сколько женственна. Изящество сродни симфонии духовых, и
взгляд…. Один из них он поймал на свою беду и тут же поперхнулся
пенным, изгваздав и свой новый кафтан, и проходящую мимо старуху.
Был обруган последней, и обсмеян объектом своей внезапной
страсти.
– М-м-м-мда, ловелас хренов! –
пробубнил себе под нос Гил, пытаясь вспомнить, когда с ним в
последний раз происходило нечто подобное, – когда он так терялся в
присутствии барышни и понял, что случалось это лет пятнадцать
назад.
Ему было семь и он по уши втрескался
в дочь бургомистра. Бессмысленная была авантюра. Где он – приютский
выродок – и где дочка высокопоставленного человека? Хотя… Сама-то
Агна Дильс закатила знатную истерику, когда отец не позволил
курносому пацану с каштановыми вихрами пригласить её на танец.
Гил усмехнулся, вспоминая тот
злосчастный праздник урожая. Весь нижний Элрич бесновался,
отплясывая «свиньи в гречке», «топор» и уж, прости Господи, даже
«мамашу Каспель», а этот танец порой и в барделях исполнять
смущались. А тут, подумаешь, недоросль конопатая дочь бургомистра
на танец пригласила. Ну и что, что кафтана нет. Ну и что, что без
штиблет. Зато голубой глаз горит как шальная, сорвавшаяся с небес
звезда, и зубы все на месте, к тому же ровнёхонькие, потому и
улыбался парень широкой откровенной улыбкой. Заразительно так
улыбался, что у Агны незамедлительно покраснели щеки, а вот у её
охраны начали чесаться руки.
– Бр-р-р, – поежился Гил, вспоминая,
как не досчитался потом одного из своих восхитительных зубов и как
раны неделю в подворотнях зализывал, потому что в приют таким
побитым соваться было опасно – увидят, что потаскали и всё, считай
клеймо на тебе, не отделаешься потом от дурного прозвища.
Гил снова вздохнул, только уже не
тягостно, а с предвкушением, словно на бой с драконом собирался, и
сделал шаг по направлению к танцующим. Ну а что, белокурая красотка
– не дочь бургомистра, из-за неё бить не станут. К тому же за эти
пятнадцать лет Гил успел так поднатореть в амурных делах, что даже
снискал себе не вполне пристойную, но зато не позорную славу
разбивателя сердец.
Он уже подходил к разбитому
хороводу, вышагивающему в такт волынок и барабанов, и хотел было
вклиниться в него, когда за его спиной раздался женский голос.
– Эй, парень, в этом танце нужна
партнерша.
Гил слегка повернул голову и
столкнулся с нагловатым зелёным взглядом гулящей девки.
– С удовольствием составлю тебе
компанию. Люблю темноволосых красавчиков.
Уже пятое предложение за вечер,
хотя, вроде, видно же, что он не из тех, кто пользуется продажной
любовью. Сам кого хочешь продаст, снова купит и опять продаст, но
уже дороже.
– Да не скалься, – ухмыльнулась
девка, – я денег не возьму. Ты мне понравился.
«А ты мне нет», – хотел было
ответить Гил, но всё же сдержался. Хамить барышням, пусть и
гулящим, не входило в его правила. С дамами он был галантен, хотя
бы из соображений экономии – не любил платить за их услуги.
Гил лишь мотнул головой и вопреки
правилам влез в хоровод без пары. Но, к его величайшему
разочарованию, именно в этот момент белокурая чаровница
выскользнула из круга и пошла к стойке с фруктовыми водами.
Утомилась, видать, бедняга и захотела освежиться.
