Вся наша жизнь – труд и заботы
О возрождении страны.
Нас обошли награды, льготы,
Но Честь и Память нам нужны…
Ольга Тихомирова. «Дети войны».
В 1941 году наша семья проживала в горном золотодобывающем посёлке Вершина Дарасуна Шилкинского района Читинской области, где мой отец был парторгом ЦК ВКП(б) на комбинате «Дарасун-золото». Посёлок располагался в живописной горной таёжной местности. Жили мы в отдельном добротном доме № 4 по улице им. Сталина. Мне в июле того года должно было исполниться восемь лет. Кроме меня у родителей было ещё двое детей: сын Валентин трёх с половиной лет и дочь Галя полутора лет от роду. Мы с Валей посещали детский сад. Я старшую группу, а брат – младшую.
Отцу было 38 лет, а матери – 29. Были они коренными сибиряками с Енисея.
С наступлением лета каждый выходной день отец на казённой бричке вывозил всю семью на живописную природу, где мы, набегавшись по цветущей поляне, отдыхали в тени дерева у костра и наслаждались душистым чаем из трав, а стреноженная, серая в «яблоках» лошадь паслась неподалеку и время от времени с фырканьем взмахивала гривой и хвостом, отгоняя докучливую мошкару.
Иногда она прекращала щипать траву и смотрела на нас своими умными карими глазами, словно хотела сказать: «Ну что? Отдохнули? А теперь пора и в обратный путь».
К вечеру мы возвращались домой, где мать, накормив нас, укладывала спать, а отец в это время отводил лошадь на конный двор комбината.
В выходной день 15 июня на природу нас отец не повёз. Вместо этого мы всей семьёй сходили в фотографию на базарной площади, где вежливый, пышноволосый кудрявый дядя, не иначе как родом из иудейского племени, попросил нас сидеть неподвижно и смотреть в коричневый ящик со стеклянным глазом, откуда, по его словам, должна была вылететь птичка. Совершив взмах рукой, дядя сказал: «Готово!» Но птичка так и не вылетела, чем Валя и Галя остались недовольны. Зато у каждого из нас осталась фотокарточка всей семьи последнего мирного воскресенья перед той страшной войной, перечеркнувшей наше счастливое детство…
22 июня на природу мы не поехали, а пошли с матерью на гуляние в парк около летнего клуба. Отца с нами не было. Примерно в 8 часов (по словам мамы), когда мы только собирались завтракать, зазвонил телефон. Я был рядом, ещё в одних трусах, но схватил трубку и по привычке, балуясь, сказал:
– Алё, квартира Гончаровых вас слушает.
И тут сквозь свист и шорох в телефоне прорвался строгий командирский голос, приказавший немедленно передать трубку отцу. Но он уже был рядом и, взяв трубку, изменился в лице, побледнел и только твердил:
– Так, так… – затем со словами: – Будет исполнено, Геннадий Иванович! Не сомневайтесь! – повесил трубку и крутанул ручкой отбой.