Вечерело. В старом городском парке осенний ветер срывал с деревьев желтые листья и нёс их по воздуху вдоль аллей, то бережно, то небрежно опуская на пёстрый ковёр из их собратьев, совершивших этот путь раньше. Вершины деревьев тихо качались в такт ветру, словно провожая уходящий день. Сумерки медленно опускались на аллеи, стирая контуры скамеек, построек, дорожек и стволов деревьев. Только южная часть парка была обжита: вдоль заасфальтированных дорожек стояли десятка два скамеек и киоски, где продавалось пиво и мороженое, на полянке – детская площадка с аттракционами. Большая же часть была не освоена и напоминала лес. На севере он заканчивался глубоким оврагом, по дну которого бежал ручей.
По центральной алее быстрым, спортивным шагом шёл мужчина средних лет. В каждом движении пешехода чувствовалось, что дорога ему хорошо знакома. И, действительно, он каждый вечер совершал часовую прогулку, проходя по парку вдоль и поперек, считая это полезным не только для физического, но и душевного состояния.
Максим Николаевич Северов был руководителем и одновременно основным владельцем крупной медицинской фирмы и жил поблизости на одной из трёх новых улиц, расположенных в южной части города. В последние годы они были застроены современными, большей частью двухэтажными домами, ограждёнными высокими кирпичными заборами с коваными воротами. Изредка ворота открывались, выпуская на улицу тихо урчащие дорогие иномарки. Жители домов общались друг с другом мало, предпочитая бытовым контактам корпоративные интересы. Никто не знал, что творилось за этими заборами и стенами, какие душевные бури, какие трагедии или радостные события там происходили. Хозяева домов умели скрывать свои чувства и своё любопытство. Поэтому никто, никогда не спрашивал соседа, как он стал владельцем огромного двухэтажного, двенадцатикомнатного дома, расположенного на сорока сотках земли превращённой в красивый ландшафтный парк.
Максим Николаевич жил один. Два раза в неделю к нему приходила женщина, которая убирала помещения, стирала, гладила бельё и одежду, готовила пищу. Всё остальное время ничто не нарушало тишину в доме. Это вовсе не означало, что в жизни Северова не было женщин. Периодически у него возникали кратковременные романы, зачастую доходящие до постельных сцен. Однако каждый раз, когда процесс общения затягивался, в памяти всё чаще и чаще всплывал образ Лены, Леночки, ушедшей навсегда много лет назад. В первые дни он мог с этим бороться, внушая себе, что, жизнь идёт вперёд, что прошлого не вернуть, что Лена уже только память, с которой надо считаться, но нельзя от неё зависеть. Однако воспоминания становились всё более яркими, более навязчивыми, заполняли всё его сознание, лишали сна. На работе он становился рассеянным и обращал на себя внимание подчинённых. Возникало ощущение слабости, терялся интерес ко всему. Женщина, которая раньше привлекала его, вдруг становилась тусклой и неинтересной. Хотелось уйти, спрятаться, побыть наедине с самим собой. Это неизбежно вело к разрыву, после которого Северов успокаивался и возвращался в своё обычное жизненное русло.
«Ну что ж, пора домой. Сегодня я неплохо прогулялся и думаю, что достаточно. Дома ещё есть работа» – подумал Северов, вспомнив о том, что осталась недописанной статья, которую он обещал завтра отправить в журнал.
Выйдя из парка и пройдя по улице мимо двух десятков домов, каждый из которых был своеобразным произведением архитектуры, Максим Николаевич подошёл к своим воротам.
