Глава 1. Чёрная книжечка Ёко Атами
Промозглым майским вечером 1942 года долговязый парнишка в чёрной школьной униформе и с туго набитым портфелем осторожно прокрался под трамвайный мост, что соединяет токийские районы Такада и Нисиваседа.
Тощий и длиннорукий, с нежным юным лицом, он выглядел лет на шестнадцать. А его униформа была типичной для сколько-нибудь престижных школ того времени: полувоенная куртка-гакуран со сверкающими пуговицами, укороченная до пояса, чтобы не мешала конному спорту, грубые брюки и фуражка.
То, что он собирался сделать, вроде бы не нарушало законов. Но сейчас, в решающий момент войны, патрули зверели, а обитатели трущоб большого Токио писали доносы даже на соседских котов. Так что приходилось действовать осторожно.
Мост был узок и пуст, он почти не укрывал от противного и мелкого дождя. Под полотном не оказалось ни людей, ни других бродячих животного. Только пахло мазутом и тиной, и ещё полотнище с лозунгом, привязаное прямо к перилам, продолжало качаться и хлопать на промозглом ветру.
Школьник пригляделся и обнаружил, что лозунг был выписан по шаблону стандартным печатным шрифтом рэйсё ― без особого, впрочем, старания. И этот лозунг гласил:
ОТДАДИМ 20 МИЛЛИОНОВ ЖИЗНЕЙ, ЧТОБЫ ДОБИТЬСЯ БЕЗУСЛОВНОЙ ПОБЕДЫ!
Полотнище висело больше для порядка, который так важен даже в тылу. Едва ли военный кабинет надеялся, что обитатели топких трущобных лабиринтов южной Такады, что втиснулись между бульваром и речкой, вдруг преисполнятся патриотизма и все как один отдадут жизни, защищая какой-нибудь далёкий тропический остров, который и на карте-то не найдёшь. Но даже сейчас, промокший насквозь, лозунг смотрел белыми иероглифами, похожими на глаза, на трухлявые крыши и чадящие трубы бедного района ― и казалось, что никто из людей не сможет скрыться от этих глаз, если в голове эдакого негодяя заведутся вдруг крамольные мысли.
Дождик между тем шёл и шёл, и с каждой минутой его морось раздражал всё сильнее. Сырость пропитала воздух, землю, каменную облицовку под мостом. Холодные капельки щекотали шею и так и норовили забраться за шиворот.
Школьник завертелся, тщетно выбирая сухое место и, наконец, просто пристроил сумку к мокрым камням облицовки. Вытащил из портфеля блокнот и ещё одну тетрадку, побольше. Достал из кармана коробок с силуэтом лисицы на этикетке, попытался вытащить спичку ― но внезапный порыв ветра толкнул его в спину, перелистнул листки блокнота и чудом не сдул прочь всё содержимое коробка.
Но школьник не сдавался. Он стал спиной к ветру и всё-таки достал спичку.
Очевидно, он собирался сжечь блокнот и тетрадку. И на первый взгляд, дело казалось очень простым.
Люди делали это ещё в древности, а теперь ещё и техника шагнула вперёд. На первый взгляд, дело очень простое: чиркнуть спичкой, поднести её к блокноту и поджечь страницы, так, чтобы чёрный пепел полетел в серую воду реки. И при этом ухитриться не рассыпать спички и не подпалить белые ученические перчатки.
Но увы ― сколько школьник не пытался, каждый раз что-то всё равно шло не так. Стоя на промозглом ветру и под дождём, который моментально пропитал исписанные листки, парнишка после каждой попытки убеждался в очередной раз: чтобы сделать всё, как он задумал, нужно не меньше, чем три руки. Одна держит коробок, другая спичку, третья блокнот.
Наконец, он решил действовать по-другому.
Снял чёрную ученическую фуражку со сверкающей кожей на козырьке и околыше, и поставил её вверх тормашками рядом с сумкой. Теперь можно было разглядеть коротко остриженную голову школьника, вытянутую, словно фасолина.
В перевёрнутую фуражку отправилась сначала тетрадь, а потом и блокнот. Расчёт был такой: чиркнуть спичкой, держать её вертикально, так, чтобы горела помедленней, бросить оставшийся коробок в фуражку, вытащить оттуда блокнот, поджечь страницы. Потушить спичку. А тетрадь поджигать уже страничкой блокнота.
