…Когда-нибудь я напишу о нем.
Я стану старой и никому ненужной, и
целыми днями только и буду печь диковинные пироги и писать сладкие
до ломоты в зубах истории, которые не будет читать никто, кроме
меня и моих подружек – таких же старых перечниц, как и я. Да, я
буду этакой элегантной бабулькой с высокой прической и идеальным
маникюром в сиреневой шали, с сигарой в зубах, и платье, больше
подходящем для какого-нибудь приема, чем для дома. Я буду сидеть у
огня (да, у меня дома будет камин), задумчиво смотреть на огонь,
стряхивая пепел с длинной сигары в пепельницу и писать свои
жуткие истории, больше похожие на безудержный поток воспоминаний,
недостоверный и приукрашенный до невероятности. Рядом будет сидеть
мой огромный ленивый кот, а лучше кошка. Я буду почесывать ее за
ухом и сетовать на то, что вот, мол, какая я старая и никому
ненужная…
А может быть, все будет не так, не
знаю. Но как бы ни было, я все равно однажды напишу о нем. Хоть
что-то, хоть самую малость, чтобы, наконец, понять.
Но это случится не скоро. Лет через
пятьдесят, не раньше.
Пока же я стою под этим глупым
несносным дождем, еще больше испортившим и без того паршивое
настроение, и смотрю ему вслед. Смотрю, как он уходит. Вот кто-то
берет меня за руку и осторожно пожимает ее, словно боясь, что я
вырвусь. Но у меня даже нет сил обернуться.
Слезы стекают по лицу вместе с
гримом, застилают глаза, и кажется мне, все рябит передо мной, даже
фигура, удаляющаяся по косой улочке чужого города.
Я ощущаю свою холодную руку в руке
своего друга и снова начинаю чувствовать. Слова, краски, шум машин,
музыку из ближайшего дома и человека рядом…
Оборачиваюсь, обнимаю его, и вместе
мы идем назад к автобусу. Марк что-то напевает и чудится мне, что
все вернулось в тот далекий странный день год назад – тот же дождь,
люди, автобус, Марк и та песня…
***
…Откидываюсь на спинку кресла и
закрываю глаза. Снаружи идет дождь, там мокро и прохладно, а внутри
запотевшее стекло и бешено веселящиеся подростки. Мои товарищи по
несчастью, которых я очень люблю, но от которых, к сожалению,
иногда устаю. Безумные, безусловно, сумасшедшие театралы–любители,
с огромным фонтаном идей в голове и полным отсутствием
контроля.
Запертые в одном душном автобусе,
вынуждены терпеть друг друга и всеобщее сумасшествие.
В такие минуты мечтаешь только об
одном – о тишине, которая кажется как никогда недостижимой.
Атмосфера же буйства накалена до такого предела, что, кажется,
можно пощупать ее пальцами. Единственное спасение – представить,
что все уже закончилось, и я уже лежу в своей постели. Но и это
кажется невозможным, особенно когда рядом с тобой сидит…
– Варька! Варька! Послушай,
такая классная мелодия! – моя соседка Инга протягивает мне наушник,
но в принципе, в этом нет необходимости – музыка, льющаяся из
плеера, слышна и так. И слишком знакома она, чтобы я не могла
угадать ее с первых аккордов.
И опять меня погружает в пучину, из
которой не выбраться. Я знаю все пассажи, они пропитывают мои руки,
готовые совершать привычные движения пальцами, голову и мое тело,
которое уже не может находиться в прежнем положении.
– Инга, привет. Варь, пошли,
нужно поговорить. – От погружения меня отвлекает мой друг Марк и
его приятель Максим. А последнему-то что здесь надо? Раз, что не
переносит меня, два – что ухмыляется так, как будто это я притащила
его сюда силой.
– Что за секреты? – удивляюсь
я.
– Просто мне нравится вид из
заднего окна, – мило улыбаясь, разводит руками мой дружок.
– Ну, что? – я облокачиваюсь
на заднее кресло, рядом примащиваются мои товарищи, выкраивая себе
место среди сваленных кое–как костюмов и реквизита. Вся основная
масса веселится в начале автобуса.
