Близилась полночь. Ясное небо усыпано звездами, дорогу освещала луна. Новоиспеченный шкипер Антонио Родригес, напевая возле румпеля, вел «Золотую макрель» вверх по Рону.
Христиан сидел на шканцах, прямо на палубе, рядом с Антонио.
Ивар вместе с Йоханом устроились под носовым фонарем, где было посветлее.
Сидя по-турецки, напротив друг друга, гвардейцы резались в кости. Ивар потряс стаканчик с костями сперва возле одного уха, потом возле другого, потом над головой, и, наконец, бросил кости на палубу.
Йохан посмотрел на кости, посмотрел на Ивара, нахмурился. Судя по всему, Йохан заподозрил Ивара в мухлеже. Тот скорчил невинную физиономию. Йохан грозно засопел, погрозил Ивару пальцем. Тот прижал ладони к сердцу. Тогда Йохан предъявил решающий аргумент – волосатый кулачище размером с голову самого Ивара. Тот развел руками… закатил глазки к небу… и все началось сначала.
Ветер был очень слаб, поэтому они едва преодолевали течение. Тем не менее, Родригес уже поднялся, по реке, миль на десять от устья, куда они вошли с последними лучами солнца.
Христиан с интересом рассматривал, как сделаны пяльцы, на которых висел датчанин. Две балки связаны крест-накрест. От концов креста к гаку1 грузовой стрелы идет четыре каната. Крест покачивается параллельно палубе. Спиной к кресту, лицом к палубе, привязан тенг Олаф Расмуссен. Он без сознания. Все содержимое желудка тенга, красуется в футе от его лица, размазавшись по доскам. Перед тем, как потерять сознание, тенгу Расмуссену пришлось блевать сперва своим завтраком, потом желчью, а потом и кровью.
– Ну и наказание ты ему придумал, Антонио, – восхищенно заявил Христиан.
Тот хмыкнул в ответ:
– Это не я придумал. Так на флоте издавна наказывают придурков, которые ни во что не ставят офицеров. Знаешь… есть такие строптивцы, которые дадут себя искалечить… лишь бы не работать. Но, посуди сам, зачем калечить матроса, который должен работать? Существуют и другие способы вытравить из него дурь. Вот пяльцы, например. Вешаешь человека на пяльцы. На сутки. Через сутки мы его снимаем. У такого матроса к тому времени уже здорово съезжает клотик2. И тут самое главное – поставить ему голову на место. Гоняешь такого, орешь на него, даешь ему линьков – главное, не давать ему отдохнуть. Гонять надо до тех пор, пока он не упадет замертво и не заснет мертвецки. Просыпается другим человеком. Исполнительным, послушным, знающим свое место…
– А если продолжает упрямиться?
– Ну, а если продолжает… Тогда можешь дать ему кувалдой по башке и выбросить за борт. Моряком он уже не станет…
– А подержать на пяльцах подольше?
– Бесполезно. Тогда он сходит с фарватера окончательно.
– Откуда ты знаешь??
– Видел собстенными глазами. У нас один матрос двинулся рассудком на пяльцах.
– Расскажи!
– Ну… Я тогда служил простым матросом на бригантине. Называлась она «Розовый Заяц». Был у нас на «Зайце» некий Иероним из Кабилии3. Здоровый мужик, отличный марсельный матрос. Мог на спор, с завязанными глазами, стоя на брам-марсе, нащупать ногой рей, дойти до его нока, развернуться и вернуться обратно на марс. Представляешь?
– Нет. Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь…
Антонио задрал голову и показал рукой вверх:
– Вот, та круглая площадка, в виде решетки, между мачтой и стеньгой. Видишь? Это марс.
– Вижу.
– Под марсом висит рей. Вон то рангоутное дерево. Видишь?
– Да.
– Вон по той снасти, по рею, Иероним и шел. От марса до окончания рея. Там он разворачивался, и шел обратно. С завязанными глазами.
– Шутишь?
– Неа. Более того. На бригантинах парустная оснастка выше на ярус, чем у нас, на шебеке. Сверху на мачте стоит стеньга. Второй ярус имеет те же названия, что и первый, только мы перед ним говорим «брам-». Понял?
