– Подвинься, очкарик.
Чувствую толчок в бок, от которого
меня ведет в сторону, и я роняю поднос. Все очередь начинает
шептаться, пока я густо краснею под их смешки. Ощущение предстоящих
слез давит на меня, как и зародившаяся в груди злость.
Я устала от его издевательств,
которые длятся уже две недели. С того момента, как я впервые зашла
в здание университета. Он тот, кто сподвиг всех моих однокурсников
считать меня никчёмной блохой. Капитан футбольной команды, не
способный мыслить разумно. Хам!
Мои руки дрожат, когда я наклоняюсь
за подносом, сдерживая ненавистные слёзы. Обидно до жути. Но тут
мои волосы кто-то трогает, а затем тянет в бок.
– Не обязательно у меня в ногах
ползать, очкарик, – очередное оскорбление в мою сторону, за которым
следует уже оживленный смех студентов, и я не выдерживаю.
Выхватываю взглядом ближайший стакан с компотом и поднимаюсь на
ноги. Достаю свою никчёмную смелость из глубин сознания и схватив
стакан, разворачиваюсь. Натыкаюсь на спокойные янтарные глаза хама
и обливаю его ещё теплой жидкостью, пока не передумала.
Он явно не ожидает подобного,
поскольку удивляется и поднимает брови. Его белая рубашка вся в
разводах.
– Ты чуток перепутала, очкарик, –
слышу насмешливое сбоку и резко поворачиваю голову на звук.
Натыкаюсь на веселый взгляд хама и моё сердце учащает ритм.
Что…?
Медленно возвращаю взгляд на парня
перед собой. Сердце в пятки падает от осознания того, кто передо
мной. В его глазах злость, а в моих готовые вырваться наружу
слёзы.
Бегу под оглушительную тишину
столовой, а потом до меня доносится извиняющийся голос хама:
– Бля, Глеб, сорян. На мою
возьми.
А затем слышу одобрительные вздохи и
улюлюканье девчонок.
Плавное движение бедрами в одну
сторону, затем в другую. Поднимаю руки вверх, по дороге касаясь
пальцами бедер, затем талии и ребер. Поворачиваю голову в бок,
делая шаг в сторону, и согнув колени, выгибаюсь назад.
В наушник играет динамичная музыка,
заставляя меня улыбаться, а передо мной напольное зеркало, которое
помогает моим движениям быть чище.
Взгляд скользит влево, натыкаясь
сначала на персиковые обои, а затем выхватывает мольберт в углу. И
губы расползаются в улыбке еще шире, когда я вижу его портрет.
Правда это быстро проходит, так как
кто-то толкает меня в плечо, а музыка в наушниках резко
замолкает.
– Воробьёва, едрить колотить!
От страха падаю на попу, хватаясь за
сердце, а рот открывается в немом крике.
Но потом успокаиваюсь, потому что
вижу Катьку, которая стоит передо мной, уперев при этом руки в
бока. Делаю глубокий вдох и закрываю рот, поднимаясь с пола.
– Если я стану заикой…
– Ц. Я тебя кричу, кричу. Смотри
сколько пота натанцевала уже! – возмущается моя подпруга и по
совместительству соседка. – Сама бы я это всё не дотащила, пришлось
вызывать такси. Водитель даже до квартиры донести помог, – она
разворачивается в сторону коридора и жестом приглашает меня. –
Пойдем, я всё купила.
Катька – первая красавица в нашей
родной деревни. Она хоть и из обеспеченной семьи, падкая на шмотки
и сама натуральная высокая блондинка, но деревни в ней дофига и
больше.
Про меня так трудно сказать, ведь
все, с кем я общалась после смерти бабушки, это Катька и Снайпер –
мой анонимный бро. Только они знают меня настоящую. Для всех
остальных я тихая и скучная. Даже для Оксаны – сестры отца, что
оформила надо мной опеку.
После бабушки мне приходилось жить с
папой и мамой, которые и имени моего не помнили. Да и трезвыми я их
не видела. Я прожила с ними четыре года. Четыре адских года голода
и холода. Уже под конец и вовсе жила у Катьки, её мама меня
обожала, хотя возможно, что просто жалела.
