782 год. Королевство Рамезия.
Безымянная деревушка
Мимо нашего окна проходили
отступающие войска короля Грегора IV. Молодые и среднего возраста
пехотинцы в запыленной форме цвета грозового моря, не поднимая глаз
на усевшихся у дороги стариков, усталыми колоннами устремлялись в
город, где был порт. Уже две недели продолжалось отступление. И чем
дальше, тем более усталыми, израненными и упрямо отводящими глаза
выглядели воины.
Слухи достигли нас раньше отступающей
армии. Говорили, что генералом полиан был сам наследный принц.
Говорили, что войска полиан идут непобедимой волной, не оставляя в
живых мужчин и без приплода – женщин. Говорили, что первыми в сёла
врываются чудовищные звери – порождения чёрной магии, питающиеся
исключительно живой человечиной. Говорили, что всех детей увозят
вглубь Полийской империи, ими подкармливают тварей в ожидании новых
войн… Говорили вполне достаточно, чтобы в деревушке остались одни
старики да я с мамой.
Три дня назад, когда последними на
полуостров уплывали оставшиеся мужики, староста приходил к нашей
калитке, мял в заскорузлых руках шапку.
– Варьянка, – покровительственно и
жалостливо сказал он, – не встанет больше мать-то. Не
сегодня-завтра помрёт. У тебя вся жизнь впереди. Давай собирайся.
Бери самое нужное. А там подмогнём.
Я отступила во двор, куда староста
нипочём бы не зашёл, мамина волшба держалась крепко, и из
безопасности звонко ответила:
– Сохрани вас Зей-Штормовик в
плавании, господин староста, а я без мамы никуда не поеду!
– Тьфу, – плюнул мужик, – егоза
пустоголовая. Попадёшься на зуб чудовищам. Варьянка, пойми,
дура-девка, чёрные маги идут со своим зверьём. Ежели ты надеешься
на мамкину защиту, так пропадёт же, когда помрёт Ваюта. Да и магам
тамошним на один щёлк ваютино колдовство.
Это соображение здорово подорвало мою
самоуверенность. Я и впрямь была убеждена, что мамину волшбу
победить невозможно, но сейчас заколебалась.
– Господин староста, – я даже сделала
шаг к выходу, – возьмите маму на койке. Я отработаю, честное слово!
У меня и деньги есть.
– Не могу, Варьянка, – развёл руками
немолодой (а мне казалось, что и вовсе старый) человек, – тебя-то
между лавками сунул бы, как-нибудь высидела, а твою мать, сама
знаешь, сейчас трогать нельзя.
Я знала, поэтому лишь качала головой,
когда добродушная соседка звала с собой, когда лучшая подружка
Ланка оплакивала мою незавидную участь, когда староста, уже уходя,
в последний раз обернулся и крикнул: «Варьяна, бегом сюды!».
Мама слегла за день до появления
первых отступающих – роскошных кавалеров, стремительно проносящихся
на породистых скакунах по единственной улице деревушки. Следующими
были кареты и повозки. «Штабы тронулись», – знающе прошамкал
дед-травоед, так дразнили его ребята за то, что из уголка рта у
него постоянно торчала либо травинка, либо соломинка, а то и
веточка.
В поселении царила паника. Со всех
окрестностей съезжались родня, кумовья, друзья, просто знакомые. До
полуострова на заговорённую волну наши рыбаки доплывали часов за
пять. А уж сейчас, когда страшный враг подходил ко двору, мужики
только успевали отоспаться, снова грузились и отплывали уже с
новыми пассажирами.
Моя любимая мамочка лежала недвижно
на койке. Закукливание завершилось ещё неделю назад, и с каждым
часом надежд на благополучный исход оставалось всё меньше. Мама на
всю округу славилась как отличный зельевар-лекарь, и, не напади на
неё проклятие Дейров, староста вывез бы нас первыми, вместе со
своей семьёй. Но свойства магического кокона были таковы, что при
малейшем его нарушении высвободившаяся магия обрушивалась на
окружающих самым зловредным образом: тяжёлыми болезнями,
несчастными случаями и смертями. Маг, попавший под проклятие
Дейров, почти всегда умирал после расплетания кокона, поэтому никто
в деревушке не верил, что мама очнётся.
