Низкие потолки, предпоследнего из девятнадцати подземных этажей хранилища Ленинки, никак не походили на храм, но те из немногих счастливчиков, кому удалось попасть сюда, ощущали состояние восторга от прикосновения к некому таинству. И это было не столько от особых условий температуры и влажности, поддерживаемых специальным оборудованием, сколько от запаха тысяч и тысяч старинных книг, чьи разноцветные корешки, с выцветшими красками и потертым золотым тиснением, застыли в длинных шеренгах на стеллажах, шкафах и сейфах.
Рукописный отдел, в угловом помещении Дома Пашкова на Моховой, был вожделенным и неприступным объектом для коллекционеров, как и кабинеты Кремля напротив, для шпионов всех мастей. Нужен был особый пропуск, оформляемый службой безопасности по письму-отношению, за которое поручитель отвечал головой.
Обладательница такого письма и стройной девичьей фигуры в летнем деловом костюме, четверть часа назад, беседовала с директором самой большой библиотеки страны. Солидная дама придирчиво изучала письмо от декана исторического факультета МГУ, ходатайствующего о допуске к фонду Лермонтова в Рукописном отделе для научной работы сотрудника из другой столичной библиотеки. Подозрительность директора даже заставила её позвонить на место работы подателя письма от уважаемого академика. Последним аргументом было то, что Орлова Варвара Владимировна будет работать с документами в свой законный отпуск, как и в прошлом году, когда она, так же, работала в Российской национальной библиотеке северной столицы.
– Мне бы таких сотрудников, – с завистью подумала директриса, но вслух язвительно произнесла, – Всем не дает покоя служебная записка пристава, составленная после гибели Лермонтова, в которой, кроме описи оставшихся вещей покойного, упоминалось о семи сочинениях на отдельных листках. Уже нашли два десятка неизвестных стихотворений. Специалисты.
Это замечание кольнуло Варю, но тут же забылось, едва приоткрылись двери хранилища Рукописных документов. Это были врата в иной мир, где подлинные письма и дневники берегли истинные чувства и помыслы великих людей. Давнее увлечение историей девчушки, выросшей в приморском городе, сформировало и профессию, и наполнило жизнь смыслом. Поначалу, это был Египет, который раскапывают и рассматривают под микроскопом третью сотню лет, но позже, её заинтересовала история своей собственной страны не менее удивительной и бескрайней, как тайны и легенды пирамид.
Варя осторожно продвигалась среди стеллажей, уставленных старинными манускриптами, папками и коробками с документами, которые начал собирать, полтора века назад, канцлер Российской империи Николай Петрович Румянцев. Ей было странно сознавать, что к некоторым из этих экземпляров десятки лет никто не притрагивался, словно это были комнаты в пирамидах или подземельях Египта, запечатанные несколько тысячелетий назад.
Неожиданно что-то остановило гостью у книги с необычно гладком переплётом для рукописи преклонного возраста. Варе захотелось взять манускрипт в руки со странным стикером на корешке в виде четырёх бабочек. Едва она это сделала, как у неё закружилась голова. Всё пошло кругом… Чтобы не упасть, Варя села на пол, по-японски поджав колени. Она осторожно положила книгу на бедра и стала медленно опускать на неё ладонь словно хотела успокоить встревоженного зверька или пташку, но не коснулась, чтобы не вспугнуть. Гостье показалось, что книга откликнулась. Нечто необычное произошло между ними, и это было так приятно, словно вдруг встретил в толпе кого-то очень близкого, с кем не виделся много-много лет. От неожиданности трудно поверить в такую встречу, еще труднее подобрать слова, чтобы выразить возникшее чувство радости и удивления. В таких случаях люди обычно кидаются навстречу, стискивают друг друга в объятьях, похлопывают ладонями по спине что-то приговаривая а, порой, и всхлипывая, не в силах сдержать нахлынувшие эмоции.
