– Даже рожденные бурей люди могут быть слабыми! – декламировала Наташа, прикрыв глаза. В одной руке – гусиное перо, в другой – блокнот, а перед ней – огромный зал на четыре тысячи мест. Слепящий свет прожекторов со всех сторон бьёт по глазам, восторженные фанаты кричат и размахивают телефонами, вспышки фотокамер почти не различимы в этом ярком хаосе. Её голос усиливается микрофоном и разносится во всему залу. Поклонники, раскрыв рты, ловят каждое слово, произнесённое Наташей. Они следят восторженно за каждым движением руки, ноги или головы, которое она небрежно роняет со сцены. Зрители вокруг затаили дыхание, чтобы ненароком не пропустить главных слов. Она для них – творец, глоток счастья, проводник в мир нового. Она несёт им истину через стихи. Наконец Наташа произносит последнее слово, делает лёгкий кивок в сторону взбудораженной публики и ждёт реакцию из зала. И этот момент настал: раздаются долгожданные аплодисменты. Но они какие-то хлипкие, вялые, безжизненные. Словно со всего многотысячного зрительного зала только два человека по достоинству смогли оценить её творчество. Наташа резко открывает глаза и…
…огромный зал растворился, уменьшившись до пределов её комнаты. Вместо софитов в глаза бьёт лампочка из люстры с той стороны, где откололся лепесток от стеклянного цветка на плафоне, и глазам от этого больно. Оказывается, Наташа уже стоит на деревянном стуле, а не на огромной сцене, и видит перед собой маму и папу, стоящих в дверном проёме. Они старались громко хлопать, а папа даже один раз крикнул: «Браво!»
– Наташенька, дочка! Это так здорово! – воодушевлённо произнесла мама, приложив руки к груди.
– Ага, так проникновенно! – добавил отец, поглаживая небольшую тёмно-русую бородку. Он хитро подмигнул дочери. – Ты бы вокруг себя хоть кукол рассадила, а то получается, что на твой концерт никто не пришёл. Мы вот и то случайно заглянули. В следующий раз хоть афишу нарисуй и на холодильник повесь, чтобы мы не пропустили твоё выступление. Смс-рассылку не забудь тоже сделать.
– Мама! Он опять начинает! – Наташа топнула ногой по стулу, от чего тот немного заскрипел и сделал небольшой крен вбок. Наташа надула губы и демонстративно сложила руки на груди. – Сколько можно!
– Да он же шутит, шутит! Что ты, милая! – мама бросилась к дочери, которая вот-вот собиралась разрыдаться от жесткой шутки отца.
– Сколько можно жалеть! – насмешливо произнёс папа, опираясь на дверной косяк. Внезапно он перестал улыбаться и вполне серьёзно добавил: – Ей не пять лет. Пора бы уже спокойно реагировать на критику. Наташа, если ты хочешь популярности, то нужно перестать прятать талант за дверями своей комнаты. Пора уже нести свои творения в массы, иначе я считаю, что это всё детский сад. Никто не добьётся популярности, стоя на стуле у себя в комнате в окружении игрушек.
Мама продолжала обнимать дочь, всё еще стоящую на стуле, и бросила грозный взгляд на отца:
– Всё правильно она делает. Нужно сначала набраться смелости, уверенности в себе. А чтобы «нести свои творения в массы», выражаясь твоими словами, необходимо быть готовым ко всему. Для начала нужно хотя бы свои стихи знать хорошо и не сбиваться, если что-то вдруг пойдет не так…
– В смысле готовым ко всему? Что может пойти не так? – Наташа вдруг отстранилась от маминых объятий и спрыгнула на пол. Она внимательно посмотрела в глаза матери, словно услышала страшную новость. – А что может произойти? О чём вы говорите?
– О, совсем неискушенная жизнью дочь наша! – философски изрёк отец, приложив тыльную сторону ладони ко лбу, изобразив отчаяние. Затем он как ни в чём не бывало вытащил из кармана домашних брюк газету, сложенную вчетверо, и принялся внимательно изучать её. – Случится может всё: в тебя могут полететь помидоры, а могут – цветы. Но это всё зависит только от того, как ты подашь себя зрителю. Ну, и соответственно, какие стихи понесёшь на суд людской. Всё-таки зритель у нас пошёл требовательный. Им не нужны хухры-мухры, ты им смысл подавай. Философию какую-нибудь… Или, наоборот, попсу. Смотря кому будешь читать стихи. Кисейные барышни не поймут грубости и дерзости, а вчерашние школьники не оценят глубину всей философии. Ты для кого хоть пишешь? Кто твой зритель или слушатель?
