1. Таится Чернь, закравшись в нутро
Чернь поднялась над Русью. Она вздымала клочья земли и швырялась ими почем зря. Она и была землей. Комками грязевыми бросалась в Ягу. Тот летал на ступе, ловко уворачиваясь от налетов земляных шквальных бросков. Чернь смотрела исполинными краснючими глазищами на Ягу. Как ее победить – неведомо. Она слишком сильна. Она повсюду. Черным-черно вокруг, она покрыла небо густыми тучами. Гроза и дождь ее не спугнет, лишь придаст весу ее комкам. Чернь пробирается под кожу страхом, заставляя издавать истошные вопли о помощи. Яга держался, как мог. Ни о каком противостоянии уже и речи не могло быть. Лишь бы улизнуть, увернуться. Главное, чтобы она в сердце не проникла. Не укутала своим покрывалом, под которым хочется навсегда уснуть сном небытия. Яга летал в поисках выхода. Он был ловок, но не настолько. Очередной комок ударил по голове так сильно, что залепил глаза. Сам того не ведая, Яга направил ступу к земле. Чернь проникла сквозь его глаза внутрь. Так он почувствовал, как страх бесцеремонно ворвался в его голову. А следом падение об землю и…
Гена проснулся в поту. “Во дела, что за сон”. По привычке схватил он дневник сновидений, что всегда лежал рядом с кроватью и вкратце набросал сон, что еще немного помнил, и зачеркал полстраницы черной сущностью с красными глазами. “Что только не приснится в ночь перед экзаменом”. Гена сразу осознал, что весь его страх перед Петром Гавриловичем Змеевым – финальным экзаменатором, в народе прозванном Горынычем-экзекутором – воплотился в этой чернявой сущности. Странно, что Змей Горыныч не приснился. Это было бы более понятным образом. Но Чернь так Чернь.
Бояться было чего. Гена тот еще пройдоха. К учебе относился халатно. Практику проходил по дружбе у кореша своего – в магазине одежды. По сути, он там просто с ним несколько раз потусовался, послушали музла всякого. Цифры накидал от балды, к научному руководителю своему и то не подходил. В общем, свою дипломную работу в итоге накидал, перефразировав несколько статей, что-то вообще выдумал. Уверенности в том, что ему хотя бы трояк влепят, не было.
Вдруг он вспомнил, как комок земли во сне залепил ему глаза, а подойдя к зеркалу увидел свой мрачный взгляд. И это его не обрадовало. “Даже глазки не построишь этой Марии Ивановне, может, она бы за него вступилась”. Мария Ивановна любила Геннадия за его изобретательность. Он вечно ловко придумывал решения экономических задач не через формулы, которые не помнил, а через изворотливость ума. Она его называла “плут”, но трояки ставила. Однако в тот момент он всегда был в нужном настрое – слегка подхалим с щепоткой веселья и задорности во взгляде под слоем уверенности, будто несмотря ни на что он свою тройку получит. А тут настрой был мрачнее мрачного, и глаза будто черные. Гена намывал лицо, но не помогло.
В автобусе он вдруг начал замечать какую-то чернь в глазах многих. Они будто тоже сегодня тот же сон видели. Потухшие и безучастные взгляды в пол, потолок, окно. Спящий режим, включающийся при перемещении тел из одной точки города в другую. Рядом с ним стоял веселый подросток в наушниках. В его глазах был игривый огонек. Полный надежд и веры, он тоже, видимо, ехал на учебу. Гена ему мог только позавидовать. Свой диплом, который еще нужно было до защиты прошить, он бы с удовольствием выкинул в ближайшую мусорку. Более того, он так и сделает, как только получит свой заветный трояк, диплом экономиста и больше никогда не вспомнит, что последние пять лет учился на экономическом зашкварного университета, имя которого никому в России не известно. А следом уедет в большой город. И уже там жизнь ему сказкой покажется. Потому что изворотливостью своей он обязательно что-то промутит, сделает хороший бабос, купит тачку, квартиру, а следом вообще отправится куда-нибудь, где солнце, море, пальмы. И никаких этих мрачных взглядов, полных страданий. Никаких ничтожеств, только самые яркие люди, которые только и делают, что классно отдыхают, налаживают связи и постят удивительные фоточки в инсту.
