Слушание моего дела назначено на девять утра. Суд Бобиньи, пригород Парижа. Выхожу заранее, я там никогда не была. Спускаясь в метро, набиваю в поисковой строке телефона Как обращаться к судье? Проехав три остановки, начинаю сомневаться: неужели каждую фразу надо начинать с Ваша честь, Господин председатель, или Уважаемый суд? А вдруг они там, как некоторые родители, – пока не услышат «волшебное слово», делают вид, что тебя в зале нет.
Приезжаю в суд. Стою рядом с залом заседаний, жду своего адвоката. По обе стороны дверей толпятся кучки нервных людей. Какая-то женщина рассуждает вслух: Почему у некоторых адвокатов на галстуке пришит кусочек меха[1], а у других нет? У неё на нервах словесный понос. Вдали появляется мой адвокат. Она проходит через тамбур, ускоряет шаг, на ходу открывает сумку перед охраной, достаёт оттуда большой чёрный ком, зажимает его под мышкой. Когда она наконец меня замечает, кричит: Ах вот вы где. Пока она натягивает мантию поверх одежды, объявляют порядок слушаний. Моё – четвёртое из шестнадцати.
Вызывают Панасенко Полин. В зале номер два за судейским столом сидят три женщины. Две – рядом, одна – чуть подальше. Я не знаю, кто есть кто. Прокурор, судья, секретарь – шепчет мне адвокат и начинает: Моя клиентка подала заявление о смене имени. Она желает восстановить имя Полина, полученное ею при рождении, вместо франсифицированного варианта Полин. Она доказала, что уже несколько лет пользуется именем Полина в кругу семьи, друзей, в профессиональной среде и оно же указано в большинстве документов, но, несмотря на это, она получила отказ. Моя клиентка всего лишь хочет восстановить имя Полина в своём паспорте. Просьбу отклонили за «отсутствием основания». Должно быть, произошла ошибка…
Зря старается. Прокурору речь защиты – белый шум. Адвокат ошибается в причинах отказа. Она думает, что он основан на формальности. Что я что-то перепутала, не там поставила галочку, неправильно заполнила бланк. Но нет. Дело не в этом. Прокурор отказала, потому что ей непонятно, зачем человеку, чьё имя франсифицировали в детстве, возвращать себе имя, полученное при рождении? Зачем мне имя, которое мне дали родители, когда у меня есть имя, подаренное государством? Зачем мне надо, чтобы у меня в паспорте было написано Polina, а не Pauline? Прокурор говорит: Мэтр[2], ваша клиентка теперь француженка. И поворачиваясь ко мне: Если у вас ещё остались документы на имя Полина, так вы можете их переоформить. На имя Полин. Вы же прекрасно это знаете. Вы прекрасно знаете, что ваше имя изменили, чтобы облегчить вашу интеграцию в французское общество.
Ещё бы я не знала. На сайте французских Госуслуг так и написано.
«Чтобы облегчить вашу интеграцию, вы можете подать заявление на франсификацию вашего имени и/или фамилии». Там даже есть примеры:
Ахмед превращается в Андрэ.
Джованни превращается в Жана.
Антониа превращается в Изабель.
Куасси превращается в Поля.
Смотрю я на прокурора и думаю: а хорошо ли я интегрировалась в французское общество? Смотрю я на прокурора и думаю: что случится с её языком, если моё имя заставит её выговорить на один гласный больше? Распухнет? Отсохнет и отвалится? Или она боится, что я просочусь в её прокурорский язык. Имя как троянский конь. Только окажусь внутри, как… Трах-тибидох! потёк желток яичка. Трах-тибидох! летит ракета в глаз. Она тревожится, что мы с ней расплодимся. Что я её язык осеменю. Она своих родных детей боится. А ведь как хорошо было бы нашим языкам любовно слиться. Сразу бы всех попустило. Сижу я на скамье суда, смотрю на прокурора, а в голове у меня языковой траходром. Прокурор говорит: Мэтр, у меня есть последний вопрос к вашей клиентке. Адвокат отодвигается, я встаю.
