В пятницу вечером депутат Александр Филатов собрался в Завидово. Еще в начале недели его приятель Алекс Лебедов предложил провести там выходные. Филатов много слышал о Завидове, но бывать там не приходилось. Он знал, что в Завидове когда-то охотился Леонид Ильич Брежнев, там располагается гостиница для дипкорпуса. В общем, место достойное, отдохнуть можно было неплохо.
Филатов заехал к Лебедову в офис. К его удивлению, секретарша Алекса, крашеная блондинка лет двадцати двух, остановила его порывистое продвижение к высоким белым дверям кабинета шефа.
– Он занят, подождите, пожалуйста, – строго, хотя и с улыбкой, сказала она.
– Да мы вообще-то договаривались, – пробормотал раздосадованный Филатов.
Но, как человек воспитанный, спорить не стал, присел на стул. Он бывал в этой приемной не раз, но всегда проскакивал ее не задерживаясь.
Филатов огляделся. Лебедов любил вычурную, тяжеловесную мебель на гнутых ножках типа «львиные лапы». Он велел обставить ею и свой кабинет, и приемную. В приемную, правда, отобрали экземпляры попроще. Лебедов полагал, что для руководителя банка такая мебель подходит более всего. Тяжеловесность символизирует устойчивость и надежность его финансового учреждения.
Особенно умиляли Филатова бронзовые часы с ангелочками на мраморной полке новодельного камина, огонь в котором никогда не горел и гореть не мог в принципе, поскольку камин не имел дымохода. Не для того его ваяли молдавские труженики. Но часы, в отличие от камина, были настоящими, старинными и даже показывали время. Ажурные стрелки неспешно ползли между римскими цифрами. Филатов не сильно разбирался, однако знал, что некоторые образцы каминных часов в антикварных магазинах могут стоить очень дорого, как вполне приличная машина. Мрамор на камине тоже был настоящим, а не дешевой порошковой имитацией.
Секретарша склонилась над бумагами. Ее стол с зеленым сукном посередине освещала настольная лампа под зеленым же абажуром. Окна закрывали тяжелые многоскладчатые шторы, а не какие-нибудь там новомодные жалюзи. На дворе стояла середина девяностых годов и вертикальные жалюзи повсюду считались последним писком офисной моды. Но только не здесь.
Непосвященному человеку, окажись он в этой помпезной приемной, могло показаться, что Национальный инвестиционный банк, которым руководил Алекс Лебедов, простоял на этом самом месте лет двести, никак не меньше. В действительности же банку не было еще и десяти лет. Да и пяти, пожалуй, тоже. Тем не менее банк считался крупным по российским меркам и имел в числе своих клиентов такого гиганта отечественного и мирового бизнеса, как «Газпром». Разумеется, «Газпром» работал еще с добрым десятком других банков, но НИБ был одним из доверенных. Любимых, проще говоря.
Прошло пять минут. Секретарша щелкала по клавиатуре «Макинтоша». «Хоть бы чаю предложила, мымра, – с неприязнью подумал Филатов, – или воды минеральной. „Перье“, например». В банке у Алекса всегда водилась вода «Перье».
Филатов посмотрел наверх. С высокого потолка, тонувшего в полумраке, на цепи свисала потемневшая от времени бронзовая люстра. Ему стало интересно, досталась ли люстра Алексу вместе с этим уютным особняком на Садовом или же он искал ее по антикварным магазинам. Мог и поискать, чтобы воссоздать интерьер конца девятнадцатого века, как он его понимал.
Филатов не любил занимать голову фигней, но сейчас приходилось. Чем еще ее занимать, когда маешься в приемной? Ему вспомнились строчки из Исаака Бабеля: «Он ожидал терпеливо, словно мужик в канцелярии». Как будто про него написано.
Большая стрелка на каминных часах переползла еще на одну римскую цифру. Филатову стало казаться, что он, как и эта люстра, скоро тоже потемнеет от времени.
