27 ноября 2010 года, Крамвилл, Джорджия
Тео неподвижно лежала в своей постели, не сводя глаз с циферблата часов. Секундная стрелка плавно бежала по кругу, отсчитывая ход ночи. Почти что пора. Три пятьдесят семь пополуночи, для некоторых – практически утро. Тео попыталась представить себе тех, кто прямо сейчас тоже не спит. Разносчиков газет. Всех, кто работает в ночную смену, – медсестер, врачей… Копов.
Копы… Разъезжающие в патрульных машинах. Якобы охраняющие нас, оберегающие от всяческого вреда. Тео стиснула зубы. Она знала правду. Ни от чего эти копы не оберегают – они приезжают лишь после того, как вред уже причинен, если вообще приезжают. И когда появляются, то отнюдь не для того, чтобы кого-то обезопасить.
Вот уже и три пятьдесят восемь.
Теплое одеяло было мягким, успокаивающим. Но это тоже ложь. Кровати – коварнейшие из обманщиц. Ты лежишь в постели и думаешь, что завтра все будет лучше. Что с восходом солнца вокруг станет светлее. А когда засыпаешь, приходят сны, нашептывая всякие выдумки: будто ты – это не ты, а кто-то еще, или что ты умеешь летать, или что все тебя любят. А потом, когда просыпаешься, в течение одной капризной секунды напрочь не помнишь того, что случилось вчера или на прошедшей неделе. Чувствуешь лишь это теплое одеяло, этот мягкий матрас, и мир представляется почти благополучным и безопасным.
А потом реальность лавиной обрушивается тебе на голову, лишая дыхания, срывая с тебя паутину иллюзий. Новый день ничем не лучше остальных. Пожалуй, даже еще хуже. И ничего с восходом солнца не становится светлее.
Тео больше не велась на эту ложь, порождаемую постелью. Больше не позволяла сну овладеть собой.
Три пятьдесят девять.
Она следила за продвижением секундной стрелки, прислушиваясь к звукам дома. К еле слышному гудению холодильника внизу. К глухому постукиванию, когда ветер раскачивал большой вяз и его ветка касалась стены. К похрапыванию Ричарда – приглушенному, но все-таки хорошо различимому. Мама иногда пошучивала насчет его храпа, хотя, честно говоря, ничего смешного тут не было. Как она могла спать рядом с источником таких громоподобных звуков?
Тео прислушалась внимательней, пытаясь уловить, не слышно ли чего-нибудь еще. Может, проснулась мама, чтобы попить водички, к примеру. Или Ричард пошел в туалет, как иногда случалось по ночам. Но так ничего и не услышала. Ничего, что могло бы ее остановить. И вот теперь какой-то новый звук. Стук ее собственного гулко бьющегося сердца.
Ровно четыре утра.
Она тихо выскользнула из постели, коснувшись босыми ногами пола. Уютное черное худи и свободные серые брюки уже были на ней – невзрачный наряд, который Тео тщательно выбрала накануне, зная, что ранним утром будет очень холодно. Потом достала из-под кровати кроссовки с вложенными в них скомканными носками. Носки были единственной яркой деталью одежды, которую она себе позволяла, – ее любимые розовые носочки с веселеньким узором в виде кошечек. Они всегда дарили ей чувство уюта и спокойствия, а спокойствие и уверенность в себе требовались ей сейчас больше всего на свете. Натянув на ноги носки, туфли она взяла в руку.
Быстрый взгляд в зеркало. На ее бледном лице ясно читалась усталость. Наспех собрав свои длинные каштановые волосы в хвост на затылке, Тео спрятала их под капюшон худи. Капюшон натянула на лоб, скрыв большую часть лица и едва различая в тусклом свете ночника свои карие глаза и потрескавшиеся губы. На улице, тем более издалека, ее вообще никто не сумеет узнать. Хорошо.
