Ночь, глубокая давящая ночь, укрывала
Петербург сырой влажной пеленой дождя. Огромный белокаменный
особняк спал, расположенный за чертой городской суеты, в одном из
самых престижных районов. Спал и жалобно вздыхал во сне. Лишь одно,
ярко освещенное окно второго этажа, светилось тревожным холодным
огнем. Отбрасывая рассеянный свет на идеально ровные, лишь вчера
подстриженные газоны, уютные сиреневые беседки, роскошные деревья
величественного сада. На лужайке перед домом дремала красивая
немецкая овчарка, спрятавшаяся от назойливых капель под легким
полупрозрачным тентом и настороженно приподнимала, время от
времени, свое породистое ухо. Мнимое обманчивое ощущение покоя.
Молодая женщина, только что появившаяся на балконе спальни, знала
его слишком хорошо, чтобы доверять этой странной тишине. Дождь,
отвесной стеной, лил с самого утра злосчастного дня. Если завтра
наступит слишком быстро, она не сможет справиться с болью. Боль
тоже казалась ей странной, и будто пришедшей откуда-то со стороны,
может быть, вон от тех серых стен соседнего особняка или тяжелых
витых железных ворот, или все-таки… «Нет, нельзя, нельзя, нельзя!»
- она зажала руками нестерпимо ноющие виски и, отчаянным усилием
воли, запретила себе это опасное воспоминание. Теперь все кончено,
память должна хоть раз в жизни ее не предать, оставить шанс на
спасение. Спасение было рядом, было рядом еще вчера, а она этого не
знала и не могла знать. Она не знала, что терять человека,
сломавшего ей жизнь, поставившего крест на наивных мечтах
семнадцатилетней девочки, будет так больно. Он был ей чужим. Он был
чужим, даже их маленькому сыну. Он был чужим этому прекрасному
новому коттеджу, в который они переехали только две недели назад.
Но сердце упрямо сжималось в комок при одной мысли о … Господи, как
там выразился врач обреченным голосом: «У вашего мужа травмы не
совместимые с жизнью, медицина, к сожалению, не
всесильна».
Ей стало казаться, что во всем случившемся есть доля ее вины. Она
никогда его не любила. Более того, она любила другого, совершенно
другого человека. Любила как-то отчаянно и слишком сильно,
наверное, так нельзя любить. Нельзя, потому что любовь перерастает
в опасное неконтролируемое желание - бежать. Бежать к свету из
жуткой страшной темноты одиночества. Теперь побег больше не имел
смысла, он умирает, несмотря на свою молодость, богатство, красоту.
Странно, она впервые в жизни подумала, что Роман красив, красотой
не типичной для человека с чисто русской фамилией Рябинин.
Красотой, которая испугала ее в первый же день их встречи. Эти
темные волосы и такие же темные, как смоль глаза, бездонные и
опасные. Наследство бабушки, очаровательной Стамбульской красавицы.
Дед Романа привез ее в Петербург больше чем пятьдесят лет назад,
так началась история самой красивой любви, о какой только слышала
Полина. Глаза ее свекрови всегда блестели от слез, когда она
рассказывала о своей матери, женщине бросившей вызов традициям и
условностям ради своей любви. Молодая женщина зябко поежилась,
видимо, она-то сама не оказалась способной отстаивать свое право на
счастье подобным образом. Нет, она всегда была слишком правильной,
слишком самоуверенной, слишком гордой. Ей, как и отцу, хотелось в
жизни руководствоваться не сердцем, а умом. Горькая тень улыбки
мелькнула на бледных, судорожно сжатых губах. Ум сыграл с ней злую
шутку. Теперь-то стало ясно, что нужно было бороться, кусаться,
кричать, убегать, но тогда, семь лет назад, а не сейчас. Впервые,
как ей казалось, она поступает верно. Впервые, решение пришло так
легко и внезапно. Уйти, собрать чемоданы и уйти. С тем, кто был ей
верен долгие годы, с тем, кто ждал и надеялся, вопреки всему, на
голос сердца. И также впервые, Полина вдруг смутно осознала, что
возможно этот самый голос ее обманул. Или же она сама всегда
слышала в нем, только то, что привыкла слышать? Вопросы, вопросы,
вопросы и ни одного ответа. А ведь раньше ни вопросов, ни сомнений
не было. Она всегда знала, что вышла замуж исключительно по
настоянию отца, из-за какого-то бредового обещания, которое он дал
своему умирающему другу. Один Бог знал, чем отец руководствовался в
ту минуту. Хотя нет, она тоже знала или до сегодняшнего дня думала,
что знала. Полина бросила быстрый взгляд за окно, ночь вдруг стала
чересчур темной и удушливо жаркой. Видимо дождь прекратился, хоть
до воспаленного сознания еще долетал стук капель по карнизу
балкона. Завещание, всему виной было завещание еще одного
властолюбивого участника этой драмы. Отец Романа женился на его
матери вопреки воле своего собственного отца, потеряв с ним всякие
контакты на много лет. Сложно представить себе такое в двадцать
первом веке, тем не менее, это произошло. Старик уперся не на
шутку, единственной своеобразной уступкой, которую он сделал, было
наследство. Наследство, оставленное внуку, с условием, что тот
выполнит его последнюю волю. А именно, жениться на девочке из
семьи, породниться с которой господин Рябинин-старший жаждал до
такой степени, что, очевидно, потерял рассудок. Потому, что только
этим могло объясниться его поведение. Полина имела несчастье быть
той самой девочкой, она единственная - кто заплатил по счетам. Да
уж, расчет был произведен сполна, она ответила за все. Но может
быть, именно в эту горькую минуту, вдруг стала очевидной немыслимая
истина, жертва оказалась двойной. Почему она, с наивным и идиотским
эгоизмом, считала, что мужчине, связавшему свою жизнь с нелюбимой и
нелюбящей, было легче? Почему основным мерилом их отношений
выступили деньги? Наверное, потому, что всю свою сознательную
жизнь, Полина ощущала себя проданной и преданной тем, кого любила,
кому безгранично доверяла. Много лет подряд она пыталась, если не
простить, то хотя бы понять отца. А мама, бесконечно просящая ее не
давать согласия на эту свадьбу, даже в самый день бракосочетания,
принять этот факт так и не смогла. Полина вдруг, с безумной
четкостью, вспомнила, как Надежда Аркадьевна смотрит на нее,
стоящую у огромного венецианского зеркала, привезенного отцом в
одно из его очередных долговременных путешествий, сквозь пелену еле
сдерживаемых слез. Этот брак разрушил многолетнее счастье ее
родителей, мама не смогла понять и смириться, смирением Надежда,
впрочем, никогда не отличалась. Нет, она не ушла от отца, она
поступила много хуже. Навсегда вычеркнула из души того, кто был ее
частью, ее любовью, ее жизнью. И в этом Полина обвинила Романа. Он
вообще оказался виноватым во всем, во всех разбитых надеждах, во
всех терзаниях и сомнениях, через которые ей пришлось пройти одной.
Конечно, Рябинин ни к чему не принуждал свою юную супругу. Он не
принуждал, а завещание требовало не просто брака, но и появления
наследника, старый лис опасался фиктивного союза, защищая свои
денежки. Наследник появился два года назад, после долгого
серьезного лечения, когда Полина потеряла почти всякую надежду. А
ведь, именно этот, ребенок гарантировал ей развод. Так обещал
Роман, прожив семь лет под одной крышей, они могли развестись без
финансовых потерь. Но в ту ужасную ночь случилось что-то абсурдное,
непонятное, ее флегматичный, спокойный, самоуверенный и равнодушный
муж превратился просто в дикого необузданного горца. Не иначе, как
кровь турецких предков взыграла, Полина, даже сейчас, невольно
улыбнулась этой мысли.
