Конец августа. По календарю еще лето, но ночи становятся свежими и прохладными, и под утро серебристые прозрачные капельки росы на растениях – обычное явление. Туманным, холодным, промозглым утром терпко пахнет осенью. Из леса прилетают манящие запахи грибов, прелого мха, брусничника и еще чего-то неведомого, но такого знакомого с детства каждому, кто вырос в сибирском селе, почти в самом центре Караканского бора. На кудрявых березах появляются отдельные пожелтевшие прядки – веточки, словно художник осторожно, ненавязчиво сделал пробный золотой мазок, чтобы дерево постепенно привыкало к смене красок и осознавало, что с летом неизбежно придется расстаться. По небу вальяжно и нерасторопно, с чувством выполненного долга, пролетают одинокие птицы. Потомство за короткий теплый сезон появилось на свет, и молодая поросль успела подрасти, набраться сил и окрепнуть. Вот только в песнях пернатых уже не было прежнего щемящего душу задора и предвкушения зарождения чего-то нового, трепетного и необъяснимо волнующего. В протяжном пении появились печальные нотки сожаления о безвозвратно уходящем лете и предчувствии необратимых в природе перемен.
***
Арина, любуясь лесом, стройными макушками деревьев, возвышавшимися над крышами домов, прямо за селом, неторопливо возвращалась от Клавдии Захаровны, держа в руках баночку густого, изумрудного варенья из зеленого крыжовника. Ей бы радоваться каждой клеточкой души прекрасной погоде, ясному дню и своей молодости, но настроение было волнительно-грустное с некоторыми штрихами возбуждения. И этому настроению она не могла дать ясного объяснения. Нет, совсем не грустно от того, что скоро на работу, закончилось лето и вместе с ним отпуск. По школе, урокам, ученикам она успела соскучиться. А тут совсем другое. Все дело в том, что сегодня она встретила у Клавдии Захаровны женщину, которая была не такая, как все, кого она знала прежде. И эта непохожесть ее почему-то взволновала и растревожила. Ее внешний вид разительно отличался от вида сельчан, но не это главное. Пронзительные, спокойные глаза заглядывали за грань возможного, так, по крайней мере, почувствовала Арина. Возникло ощущение, что женщина разговаривает душой, проникая к собеседнику в самые потаенные уголки сознания.
А началось все с банальных вещей, на которые Арина не обратила бы даже внимания и не придала им большого значения – ведь у каждого бывают бытовые неприятности – если бы они не повторялись с частой периодичностью и все за один вечер. Но все по порядку…
***
– Арина, не проходи мимо! – прокричала Клавдия Захаровна, вытирая руки о передник, завидев Арину, проходившую мимо ее дома. – Зайди, а то пожилую женщину забыла, не навещаешь совсем, – в голосе Клавдии Захаровны не было упрека, она говорила с доброжелательностью и любовью, словно боялась, что девушка, сославшись на неотложное дело, пообещает зайти попозже. А ей хотелось пообщаться с Ариной именно сейчас. Прикипела она душой к молодой учительнице и совсем по-матерински заботилась и жалела ее.
– Здравствуйте, Клавдия Захаровна, – поприветствовала Арина бывшую хозяйку, входя в калитку. И заметив на столе трехлитровые банки, наполненные спелыми, упругими аппетитными томатами, поинтересовалась:
– С урожаем боретесь?
– Да не говори, помидоры нынче такие сладкие, мясистые, запашистые. Видно, солнышко их вдоволь за лето побаловало, погрело, сочностью наполнило. И, кивнув на скамейку, на огромный таз с овощами, добавила:
– Вот, томатный сок собираюсь сварить: мой Рома его очень уважает.
И словно боясь получить отказ, просительно, но в то же время воодушевленно, предложила:
– Пойдем, что ли, чаю попьем! Я свежее крыжовниковое варенье из позднего сорта сварила, оно получилось прямо-таки королевское.
