Никогда не поворачивайтесь к неизведанному спиной.
Оно непременно на нее вскарабкается.
Я. Одна буква и одно слово, в котором заключен весь человек. Все его чаяния, все привычки и неприязнь к чему-то, его любовь и надежда. Его стремления в будущем и память прошлого. Его родственники, его друзья и недруги, раздражающие соседи и хорошие знакомые. Коллеги и приятели, любимые вещи и еда, хобби и что-то еще – то, что принято скрывать даже от самых близких людей. Всё то, что мы тщательно храним или то, что пытаемся всеми силами забыть. Отними всё это и…
Я открыл глаза и увидел идеально белый потолок. Я попытался понять, как сюда попал, но тут же обнаружил, что ничего не могу вспомнить. Даже не то, как здесь оказался, но и то, кто я вообще такой. Как меня зовут и откуда, собственно, я взялся. Кто мои мама и папа, есть ли у меня дети. Белый потолок был точно таким, как и моя память.
Я сел и огляделся.
Это была комната, несомненно, медицинского характера.
– Медицинского, – сказал я, чтобы проверить, что умею говорить. Я сидел на кушетке, застеленной белой клеенкой. Собственно, белым здесь было всё – сбоку стоял белый шкаф с застекленными дверками, за которыми поблескивали никелированные медицинские штучки. Позади меня стоял белый стол и белое же кресло. Впереди белая дверь и такая же чуть справа от нее, тоже белая. Возле изголовья моей кушетки стояла белая тумба с укрепленным сверху никелированным корытцем, застеленным белой тканью. Даже одежда на мне была светлого оттенка, более похожая на комбинезон. На груди, слева, красовалась вышитая эмблема: игрушечная ракета с надписью «Dream-2» в круге, образованном другой надписью «Mission Ariadne». И только я успел всё это рассмотреть, как дверь впереди неслышно отъехала в сторону и в комнату вошел
ангел. Им была девушка, как назло, тоже во всем белом – на ней был такой же комбинезон как и на мне и я почувствовал легкое разочарование от невозможности увидеть ее ноги.
– Очнулись? – улыбнулась она. – Вот и славно!
– Кажется, это не моя одежда… – более идиотской фразы для знакомства найти было трудно, но я, кажется, справился…
– Да, пришлось вас переодеть. Карантин, знаете ли, – девушка прошла к столу, нажала где-то кнопку и сказала в торчащую из стола же кольчатую кобру микрофонной стойки: – Капитан, наш подкидыш пришел в себя.
Из недр стола донесся голос: «Иду». Девушка обернулась ко мне:
– Как вы себя чувствуете?
– Хорошо чувствую. Вот только… Я ничего не помню. Где я?
Девушка не успела ответить. В комнату ворвался пиратский капитан. Нет, у него не было деревянного протеза вместо ноги, и на голове отсутствовала треуголка – это был дядька лет пятидесяти, одетый в точно такой же комбинезон, что и мы с девушкой, но назвать его так меня побудил настоящий попугай, сидящий на его правом плече. Попугай был большой, яркий и хохлатый. И равнодушный. Чего нельзя было сказать о капитане. У капитана, и у девушки-ангела на комбинезонах имелась уже известная мне эмблема с надписью «Mission Ariadne».
Капитан смотрел на меня строго и неприязненно, и резко спросил:
– Как ваше имя?
– Я не помню. Где я нахожусь?
– Не помните, как вас зовут? – капитан, как ни странно, не удивился.
– Я вообще ничего не помню – ни кто я, ни как меня зовут: ничего. Что это за место? Пиратское судно?
– А вы шутник, – хмуро заметил капитан.
– А вы? – я начал злиться. Какого черта, собственно? Человеку, потерявшему память, устраивают допрос! Это то же самое, что орать в кротовью нору «Кто там?»
Капитан рассматривал меня, как экспонат в музее: пристально и снисходительно.
– Зачем вам эта птица? – сказал я. – И где ваша деревянная нога?
– Эта птица – мой питомец, – капитан пропустил мой второй вопрос мимо ушей. – А вот чей вы?
