Белые волки.
Острая пленка.
Капли дождя
Словно кровь
По губам.
Бойся вращаться.
Возвращаться.
Оборачиваться.
Смотреть.
Видеть.
Поезд качался и ехал. За окном кусками тьмы скользили деревья, шлагбаумы, мелькали домики. Илья развалился на нижней полке плацкартного купе и беседовал с попутным дедом. С дедом они ехали вместе уже два дня и успели если не породниться, то наболтаться досыта. На столе дрожала бутылка водки номер пять. Дед остался с ней один на один. Бабка-попутчица, выпив сто грамм, улеглась спать. Ее дочка, тоже пенсионного возраста, выпила стаканчик и залезла с дамским романом на верхнюю полку. Почти сразу оттуда тоже стал доноситься храп. Илья в очередной раз отказался выпить с дедом.
– По одной даже детям наливают, а ты, Илья, уже такая коньяка, – убеждал восьмиклассника дед. – 14 лет жеребцу, а он как дитя малое сок сосёт. Понимаю, была бы у тебя гонорея или уколы в зад кололи, я бы понял, – дед с чувством почесал свой зад, – но не пить принципиально – опасно для здоровья. Вообще, все что принципиально – опасно для здоровья. Ты мужиком никогда так не станешь. Такая примета есть: пока водки не выпьешь – бабу не отымеешь.
Илья засмеялся.
– Придется тогда тебя, дед, отыметь, – сказал он.
– Ах ты, сосунок, не слышал разве, что старших надо уважать? – сказал дед, недовольно поморщившись.
– Не переживай, дедуля. Отимею со всем уважением, – продолжал смеяться Илья.
– Вот где дурныш, – проворчал дед, наливая водку в стакан, – последний раз тебя спрашиваю. Будешь пить или нет?
– Ты заколебал своими последними разами. Не пью я, – ответил Илья.
– И как с тобой после этого разговаривать? Как с инопланетянином с тобой разговариваю. Не чувствую контакта.
– А я еще несовершеннолетний. Со мной таким старым кавалерам, как ты, контакты запрещены, – громко засмеялся Илья и похлопал деда по плечу.
Дед опять поморщился.
– Тише, – сказал он, – бабы наши спят
– Это твои бабы, дед, – еще громче засмеялся Илья. – Я не изврат.
Дед выпил, крякнул и закусил.
– Тебе хватит, – сказал Илья. – Колыбельная пробулькала. Можно ложиться на бочок, а то придет серенький волчок.
Илья звонко постучал зубами. Дед улыбнулся, поднял палец вверх и покачал им.
– А вот ты и не прав, – сказал он, – волчок тебя ждет. Я-то старый и пьяный, а тебя-то ждет-поджидает. И зубки блестят и глаза налились, а шерсть-то у него белая.
– Что ты, дед, несешь? Какая шерсть? – не понял Илья.
– Белая. Волчок оказался не сереньким, а беленьким. Красивый, блин, оборотень. Тебя-то он и съест.
Илья засмеялся.
– Давай, дед, глотни еще, – сказал он, – может быть, из тебя еще что-нибудь интересное всплывет.
– А ты мне не указывай. У меня самого указка есть в штанах. Покрепче твоей будет. И самому птенчик и бабе – леденчик, – протявкал дед.
– Да ты, дед, прямо монстр амурный.
– Не монстр, а ходок. Женщина – это бескрайнее поле. Только шуруй себе.
Илья засмеялся еще сильней и, кивнув в сторону, верхней полки, на которой храпела дочка-бабка, подмигнул.
– Подсадить? – спросил он.
Дед сразу перестал хмуриться и, подмигнул в ответ.
– Успею. Никуда не денется.
– Как сказать. У тебя такой возраст, что ты за указкой, а Кондратий за тобой.
Илья опять захохотал. Дед недовольно покачал головой.
– Слушай, Илька, – проворчал он, – тебе 14 лет, а когда человеку 14 лет, он уже куда-то идет. Знаешь, куда пошел ты?
– Сам пошел, – продолжал смеяться Илья.
Дед, не обращая внимания на смех мальчика, поднял руку.
– Ты куда сейчас едешь? – спросил дед, выдержав длинную паузу.
– Ты, дед, глухой или тупой? – сказал Илья. – Я тебе говорил уже. К тетке я еду, на каникулы. Сейчас лето, а лето – это каникулы, а каникулы – это какая-нибудь тетка. Андестэнд?
