Глава 1. Все, кроме любви
– Ты будешь моей женой только на бумаге, Ника, – холодно говорит Алекс. – Никакой любви, никаких отношений.
– Но зачем тогда вы… – шепчу я, изо всех сил стараясь не заплакать.
– Так было надо. А ты думала, я зову тебя замуж, потому что без памяти влюбился? – цинично усмехается он.
– Н-нет, – бормочу я.
Думала. Конечно, я так думала. В моих мечтах все было совсем иначе, а сейчас мои розовые очки разбились стеклами внутрь.
– Я рад, что ты не строишь никаких иллюзий. Я боялся этого. Ты слишком молодая и наивная, – Алекс задумчиво смотрит на меня.
– Не такая уж и наивная, – болезненно усмехаюсь я. – Я все понимаю. Значит, семьей мы будем только для вида? На всяких мероприятиях и фотографиях в прессе, так?
– Нет, – обрубает Алекс. – Не так. Я вообще не собираюсь афишировать наш брак. Никаких заявлений для прессы, никаких фотографий. Никто посторонний не должен знать о нашем союзе.
– Но мои тетя и дядя… – дрожащим голосом начинаю я. – Они же думают, что я по-настоящему выхожу за вас замуж.
– Покажешь им фото в белом платье из моего особняка, – небрежно бросает он. – Так и быть, я попозирую рядом с тобой. Но учитывая то, в каком состоянии сейчас твой дядя, вряд ли их будет волновать твоя свадьба. Скорее то, чтобы операция прошла успешно.
У меня перехватывает горло.
Рак, с которым борется дядя уже шестой год, все не оставляет его. Ремиссия была счастливые два года, а потом опять по-новой. Сколько за все это время было вложено денег в его лечение – огромных денег! Лечение в Израиле, реабилитация в Германии… Это все космические суммы, которые были бы для нас абсолютно нереальными, если бы не помощь от владельца концерна «Нью-трейд» – Марка Кельнера. Он сам на нас вышел, даже один раз навестил, хотя ездил на инвалидном кресле и дышал через какие-то трубочки в носу. Почему-то из всех подопечных онкологического фонда он выбрал именно дядю и не моргнув глазом оплатил все наши долги за лечение. А еще сказал в следующий раз сразу посылать больничные счета ему.
Через год Марк Кельнер умер, и мы с тетей очень плакали, когда об этом узнали: всегда тяжело, когда из жизни уходят такие хорошие люди. Но помощь нашей семье, как ни странно, не прекратилась. Эстафету подхватил его сын, Алекс. Примерно раз в год он приезжал к нам в гости, держал в широких, по-мужски красивых ладонях кружку с чаем, но так и не отпивал из нее ни глотка, внимательно выслушивал новости о здоровье дяди и рассматривал меня своими невозможными глазами – прозрачными, как весенний лед, и такими же холодными. Под его взглядом я сразу глупела, роняла вещи, краснела и убегала в свою комнату.
Так было в тринадцать, в четырнадцать, в пятнадцать, а в шестнадцать…
В шестнадцать он сделал мне предложение.
Помню, какая тишина повисла за нашим столом и как с ужасом ахнула тетя: «Что, прямо сейчас?»
«Конечно, нет», – колюче рассмеялся Алекс. – «Подождем Никиного совершеннолетия». – И на мгновение коснулся губами тыльной стороны моей ладони.
Я растерялась, залилась краской и почему-то расплакалась. А уже потом, когда Алекс ушел, тетя меня обняла и шепнула, счастливо улыбаясь:
– Я так и думала! Ну не просто же так этот красавчик к нам каждый год приезжает. Явно не за тем, чтобы чаю выпить. Кажется, он влюбился в тебя, Ника. Нельзя такой шанс упускать! Он ведь миллионер!
– Я пока не готова, – помотала я головой.
– Ну ты еще маленькая, – согласилась тетя. – Конечно, пока надо подождать.
– Надо, – бессмысленно повторила я.
Все это казалось мне нереальным. Неужели моя безнадежная детская влюбленность оказалась взаимной? Неужели не просто так я рисовала его профили в своих школьных тетрадках, смотрела романтические сны с его участием и жадно отслеживала все фотографии в интернете, на которых он был?
