Его люди не церемонясь вышвырнули
меня на улицу. Не очень-то благородно. Хотя о каком благородстве
может быть речь, если я стою под проливным сентябрьским дождем и
дрожу от страха?! Он медленно смешивается с холодом, а промозглый
ветер продувает до костей. Лоферы вымокли насквозь, и каждый мой
шаг теперь сопровождается громким чавканьем воды под стельками. Не
помню, как добираюсь до дома. Просто иду вперед и не оглядываюсь.
Обнимаю руками продрогшее и вымокшее до нитки тело и растираю
ладонями плечи, чтобы хоть немного согреться.
В квартире тепло и сухо. Скидываю
мокрую обувь, шмотки и плетусь в ванную. Мне нужен горячий душ,
чай, таблетка от головы, а еще снотворное. Вряд ли я смогу уснуть
сама после всего, что сегодня произошло: сначала звонок с
требованием денег, угрозы жизни моего брата, а потом унизительный
поход к Климу. Почему-то по своей дурости я представляла все иначе.
Наверное, все еще ассоциирую его с тем парнем, которого я знала
восемь лет назад. Только вот от него уже давно ничего не осталось.
Этот контраст воспоминаний с тем, что я видела в его глазах
сегодня, – дико пугает.
Растираю гель для душа между
ладонями, медленно намыливая тело. Все еще дрожу. Мне до сих пор
адски страшно, я же прекрасно понимаю, что не могу сделать ровным
счетом ничего, чтобы помочь брату. У меня нет такой суммы, нет
связей, и, как сказал Клим, я вот уже как восемь лет просто
подстилка богатого мужика, но даже к нему я не могу обратиться за
помощью. Если попрошу, лишь усугублю наше с Ромой положение. И то,
что сегодня Виктор отсутствует в стране, мне только на руку.
Обернувшись полотенцем, переступаю
бортик ванной и выхожу на кухню. Включаю чайник, щелкнув по кнопке,
которая в момент подсвечивается синим, и сажусь за стол,
предварительно захватив с собой чашку. Шум кипящей воды становится
громче, наливаю жидкость в кружку и достаю из аптечки таблетки.
Заглатываю обе капсулы и запиваю большим количеством воды.
Смотрю на горячий чай, от которого
идет пар, и вдруг осознаю, что была готова согласиться. Я была
готова переспать с ним за помощь. Я же начала снимать пиджак.
Значит, внутри уже дала себе зеленый свет. Становится противно. В
эту самую минуту я чувствую себя той, кем он меня назвал, пить
больше не хочется. Выливаю чай в раковину и иду спать. По дороге
закидываю в рот еще одну таблетку снотворного.
Просыпаюсь от телефонного звонка. На
часах пять утра.
Клим сдержал свое обещание. Мне
позвонили из больницы и сообщили, что мой брат у них. Он стабилен,
с ним все хорошо. Я верю им на слово, а когда вижу его побитое лицо
вживую, мне становится жутко. Жутко и очень страшно. Синяки,
кровоподтеки, на шее яркий след от веревки, руки усеяны мелкими
ранками. Что с ним делали? Отшатываюсь, вжимаюсь спиной в
стену. Я практически не успела войти в палату. Так и стою у двери,
ошарашенная увиденным.
Ромка приоткрывает один глаз и
растягивает губы в улыбке. От этого движения запекшаяся под
корочкой кровь вновь выступает, медленно скатываясь по
подбородку.
– Дурак, – иду к нему, качая
головой, – какой же ты дурак. Я чуть с ума не сошла. Если бы тебя
убили? Что бы со мной было? Рома? Тебе семнадцать, ты должен
учиться, а не… – я повышаю голос, не замечаю, как это делаю. Но
внутри столько эмоций, они бесконтрольны, я никак не могу их
обуздать.
– Не ори, башка болит.
– Башка? Башка? Ты хоть понимаешь,
что мне пришлось сделать, чтобы вытащить тебя из этого дерьма? Куда
ты влез? – всхлипываю и резко отворачиваюсь к окну. Пытаюсь
сдержать слезы.
– Хотел заработать.
– Тебе не хватает тех денег, что я
даю?
– Хватает. Но нам нужны бабки, чтобы
свалить отсюда. Так далеко, где Мельников нас не найдет.
