Мрачно насупясь, новенький смотрел на выстроившихся в ряд и до жути сосредоточенных детей, не сводивших глаз с толстой директорши, и думал, как это всё несправедливо. Ему здесь не место! Где-то там, очень далеко, его наверняка должны были отчаянно разыскивать любящие родители, готовые отдать что угодно за право вновь вернуть его в семью, а он тут… Среди этих. Новенький слишком громко всхлипнул и не успел вытереть нос рукавом, как получил чувствительный тычок в бок.
С возмущением обернувшись, он наткнулся на абсолютно пустой взгляд больших серых глаз, принадлежащих до ужаса худой девчонке, из всех сил таращившийся на говорившую директоршу и даже рот приоткрывшей от усердия. Новенький зашипел:
– Ты чего дерёшься?
– Молчи и смотри, олух, – не меняя выражения лица и почти не шевеля губами, прошептала соседка сзади, и он снова получил удар, на этот раз в поясницу.
– Спасибо, – скорее по привычке поблагодарил новенький и постарался в точности повторить «правильный» облик соседки, хотя получалось не очень, потому что хотелось не слушать всякий бред, а плакать. И вернуться к маме и папе. И он понимания всей безнадёжности ситуации снова хотелось плакать, только ещё сильнее, чем раньше.
Директорша сделала несколько стремительных шагов и остановилась прямо напротив новенького.
– Так-так, кто тут у нас? – грозный тембр наполнил его до краёв, заставив даже зажмуриться от страха.
– Я… я… я Илюша.
– Кто-о-о? Илюша? Посмотрите-ка! Он даже не умеет называть себя нормально, – директорша вся колыхнулась вперёд и приблизила к нему свои дряблые щёки и желтоватые глазные белки с обильной россыпью красных прожилок, обдав терпким ароматами чеснока и ванили, вызывавшими резь в глазах. Она была такой некрасивой, что Илюша невольно сравнил её с мамой. Та была совсем другая – всегда пахнущая мылом и настоящими живыми цветами, с полупрозрачной бледной кожей и немного печальными глазами, даже когда улыбалась, что бывало довольно часто, когда они ещё были все вместе.
Илюша только на одно крохотное мгновение позволил себе подумать, что если бы он достаточно сильно не понравился этой страшной директорше и вообще всем здешним взрослым, то его, может быть, вернули бы обратно в их маленький и счастливый дом… Но был вырван из этих малореальных фантазий неприязненным басовитым окриком:
– Запомни, ты у нас здесь не Илюша! Ты… – от негодования её грудь вздыбились, – не смеешь называть себя так, понял? – она набрала ещё больше воздуха, хотя казалось, что её уже так раздуло, что дальше некуда, и вдруг смягчилась. – Впрочем, тебе ещё предстоит разобраться с этим. Ты же новенький. Дети, постарайтесь помочь ему побыстрее всему научиться. Мы же не хотим неприятностей, верно?
И директорша потеряла у нему интерес, вернувшись на место и продолжив речь, из которой он не понял ни полслова. Когда директорша наконец уплыла из зала, по толпе детей пробежала волна облегчения, точно им дали команду свободно дышать, но и разбредаться они не торопились.
Сероглазая соседка отошла на два шага и выжидательно посмотрела на новенького, так что он всё-таки осмелел.
– Как тебя зовут? – он приветственно протянул руку, но девочка с недоумением опустила густые и пушистые ресницы, глядя на его раскрытую ладонь, так что Илья быстро убрал вспотевшую пятерню и вежливо, как и положено, представился, – Я Илья.
Она мелодично засмеялась, напомнив ему потерянную младшую сестрёнку, и насмешливо передразнила:
– Илюша, да? Ну ты и выдал! Ха-ха-ха!
К ним подтянулись ещё двое любопытствующих детей: высокий мальчик и коротышка с круглым и гладким лицом.
– Ну… Просто меня мама так называла!
– Мама? – хищно облизнулась девочка, – Серьёзно? Ты дурачок, что ли? У нас тут ни у кого нет мам! Иначе нас здесь бы не было!
