Плывущая в космической пустоте станция выглядела хрупкой и ненадёжной. Почти полторы тысячи метров ажурных конструкций, соединённых тонкими фермами-переходами, в обрамлении раскинувшихся во все стороны панелей солнечных батарей, противометеоритных экранов и выдвинутых наружу причальных шлюзов с пристыкованными к ним челноками, не выдержали бы напора даже сверхразрежённой атмосферы Марса или Титана или обрушились бы под собственным весом даже на поверхности не обладающих высоким гравитационным полем Цереры и Весты. Иное дело – околозе́мная орбита с высотой около 400 километров, где влияние атмосферы близко́ к нулю, а вес – просто отсутствует.
Станция «Галилео-16» рассчитывалась именно для этого случая: круговая орбита в плоскости эклиптики, откуда легче всего запускать межпланетные аппараты, наиболее экономичная в плане энергозатрат и логистики.
На каждом витке станция дважды пересекала земной экватор.
Над океанами смотреть было нечего. Покрытая туманом вода выглядела всегда одинаково: плотная серая хмарь без признаков жизни. Разглядывать материки было чуть интереснее. Но – только утром и днём, когда облака над тропиками рассеивались под жаркими солнечными лучами.
На этом витке станция пролетала над Амазонией, с юго-запада на северо-восток, в полдень по местному. Солнце стояло в зените, полосы тёмно-зелёной растительности перемежались с гладью широченной реки, словно бы разрывающей континент на две неравный части. Севернее и южнее, ближе к тропическим параллелям, буйная зелень джунглей постепенно сменялась жёлтыми пятнами песчаных пустынь и бурыми проплешинами каменных пустошей…
Прильнувшая к иллюминатору Тари невольно сравнивала южно-американские тропики с такими же африканскими и азиатскими. В Африке было больше лесов, в Азии – пустошей. Общее, что их объединяло – ни там, ни там люди давно не жили. Как, впрочем, и в бо́льшей части Южной Америки. Южное полушарие вообще было заселено на порядок меньше, чем Северное. Причина простая – климат и особенности географии…
– Госпожа Эка, – послышалось сзади.
Женщина обернулась.
У входа в отсек, держась за поручень, висел Кларк, репит из её экипажа.
– Что-то случилось?
– Командир станции просит вас прибыть на центральный.
– Хорошо. Буду через двадцать минут.
– Он говорит: срочно.
Батари нахмурилась. Ссориться с Дожилье не хотелось. Этьен был неплохим парнем, к тому же, ещё человеком, а не примой, как она или Абу Саид, её заместитель. Тем не менее, обозначить свой статус всё-таки стоило, как официальный, так и негласный космический, принятый в среде космонавтов.
– Передай Дожилье: быстрее я не смогу, у меня дела.
– Я понял, госпожа Эка. Разрешите идти?
– Иди.
Кларк развернулся и ловко «нырнул» в переходной люк.
Тари мысленно усмехнулась. Ходить в космосе можно было лишь по спортивным дорожкам в сбруе из притягивающих ремней, однако Устав есть Устав и некоторые привычные фразы не менялись в нём уже пару-другую веков.
Вновь повернувшись к иллюминатору, командир экспедиции «Ганимед» окинула взглядом черноту космоса над планетой. С этого ракурса можно было увидеть не только отдельные выступающие наружу конструкции станции, но и, как минимум, три сопровождающих «Галилео» аппарата Системы. Они обозначали себя сами, с помощью специальных сигналов, передаваемых каждому живому разумному прямо в мозг, посредством квантово-запутанной связи.
Для каких целей предки создали Систему, Батари, конечно, знала, но как она действовала сегодня, насколько изменился со временем её механизм, прима не представляла. Примам это было знать не положено, как, впрочем, и большинству обычных людей и репитов. Тари даже подозревала, что полностью устройство Системы неведомо никому, кроме, быть может, искусственного интеллекта самой Системы…
