Мередит
Свое совершеннолетие я представляла
по-разному. В двенадцать лет думала, что проведу его с бабушкой и
дедушкой на семейном празднике Ван дер Мееров с кучей сверстников
из богатейших семей и с их родителями, обсуждающими бизнес и новые
диковинки, купленные на закрытых аукционах искусства. У элиты
всегда одинаковые темы для разговоров: крупные сделки, интересные
полотна, крутые тачки и драгоценности. Они чопорные, холодные и
скучные и невыносимо заносчивые. Мои бабушка и дедушка идеально
вписывались в отличие от меня. Я всегда вела себя, как положено,
идеально училась, чтобы они мною гордились. За мою прилежность меня
всегда награждали: гаджеты последних моделей, дизайнерская одежда и
отдых на самых лучших курортах мира.
В четырнадцать лет мои желания
поменялись, тогда мне хотелось сбежать на необитаемый остров с
друзьями. Правда, у меня их не было. Мой активный подростковый
период сопровождался неописуемым гневом и бунтарством, поэтому
тяжело было всем окружающим. В частной школе-пансионе в
Массачусетсе учителя каждую неделю звонили дедушке, жалуясь на мое
неподобающее поведение. Однажды я вырвала однокласснице прядь волос
за то, что она назвала меня «железной челюстью» из-за брекетов,
которые я носила в то время. Дедушка внёс крупную сумму, но не
ругался. Наоборот, они с бабушкой смеялись целую неделю моего
отстранения. Когда ярость прошла, мои любимые бабуля и дедуля
погибли, и я обозлилась на весь мир. И хуже всего было то, что
опека надо мной перешла к родителям.
Нет, я не ненавидела их. Я их не
знала. А теперь никогда не узнаю.
Восемнадцать лет мне исполнилось год
назад, и никакого праздника не было.
— Мисс Ван дер Меер? — откашливается
адвокат, сидящий напротив.
Мистер Нолан протягивает мне набор
бумажных платочков. Я хмурюсь. Зачем они мне? Ах, мертвые
родители. Думаю, я должна плакать или хотя бы просто грустить.
Я должна чувствовать хоть что-то. Месяц назад мне
исполнилось девятнадцать, но я решила не приезжать домой из Англии,
где я училась дополнительный год в бизнес-школе перед поступлением
в университет, однако судьба распорядилась иначе и привела меня
домой, выбрав очень жестокий способ. Пожар в поместье Ван дер
Мееров унес жизнь не только моих отца и матери, но и восьмерых
служанок. Некоторые меняли мне подгузники, учили ходить, читать и
рисовать, забинтовывали разбитые коленки и прикрывали меня, когда в
тринадцать лет я впервые прокурила. Вот по ним я тоскую.
— Да, можете начинать, — говорю я и
вытаскиваю один платочек из коробки, чтобы притвориться скорбящей
дочерью.
Адвокат надевает очки на переносицу
и берет в руки документы.
— Так как вы единственный
родственник погибших мистера и миссис Ван дер Меер, в завещании
упомянуты только вы, — начинает адвокат. — Но прежде всего я должен
начать с того, что ваши бабушка и дед оставили вам все свое
имущество кроме дома в Орегоне, который они передали в распоряжение
детского приюта…
— Эм, простите, почему вы начали с
них? — бабушка и дедушка умерли четыре года назад, и завещание явно
было прочитано.
— Дело в том, что ваши родители
ничего не получили в наследство. Они распоряжались вашим
имуществом, — объясняет мистер Нолан. Мои глаза расширяются. Они
оставили мне все? — К бизнесу они тоже не имели никакого отношения.
У ваших родителей не было дохода после разорения, и ваш дед
распорядился, что все накопления и доходы будут идти только на
содержание прислуги и ваше обучение. Каждый месяц им
предоставлялась определенная сумма, которой должно было хватить на
самое необходимое. У ваших отца и матери не было никакого
имущества, потому что единственный дом, принадлежавший им, ушёл за
долги.
