Виброуплотнитель грунта, управляемый хрупкими женскими руками, выбивает пыль из-под длинных стройных ног, заставляя ягодицы и грудь трястись в такт ударного ритма. Девушки в открытых купальниках, знойные и влажные, жадно облизывают губы с ярко-красным макияжем. Видимо от жажды. В их руках строительный инструмент, с которым они обращаются неумело, но сексуально.
Интересно, о чем эта песня? О любви?
Барак на сорок восемь мест погружен в темноту, и лишь небольшой пятак в дальнем конце помещения освещается светом беззвучно работающего телевизора. Я отвлекся от созерцания загорелых стройных тел на экране и посмотрел на Клешню.
– Че говоришь, Олег?
Клешня сидел по-турецки, прислонившись спиной к стене и вопросительно смотрел на меня. На мой вопрос он отодвинул ширму, прикрывающую его шконку с торца, и посмотрел на экран телевизора.
По каналу MTV транслировался клип Benny Benassi.
Клешня понимающе кивнул и ухмыльнулся.
– Я спросил, к чему ты стремишься в этой жизни, Вадим?
Я пожал плечами и облизал губы. К чему может стремиться совсем зеленый двадцатилетний щегол вроде меня?
– Не знаю, – я задумался. – К славе? Да, наверное. Хочу, чтобы обо мне говорили на каждой чертовой «командировке».
Я пошутил, но ведь в каждой шутке есть доля правды, верно?
– Хм. Любопытно. Знаешь, что я думаю по этому поводу, Вадим?
Я развел руками.
«Откуда мне, черт возьми, знать, о чем ты думаешь, Клешня!» – подумал я и спросил:
– О чем?
Олег взял чифирбак, поболтал его, сбивая «шапку» и резким отточенным движением наклонил, одновременно приподнимая вверх и сливая чифирь тонкой струйкой в кругаль.
– Когда о человеке говорят только хорошее – он личность, – сказал Клешня, передавая кружку мне. – Если о человеке говорят только плохое – он тоже личность, НО… отрицательная. Хреново, Вадим, когда о человеке вообще ничего не говорят. Такой человек – пустое место.
Я сделал два хапка и вернул кружку Клешне.
Мне нравилось часами беседовать с Олегом и гонять с ним чифирь из рук в руки. Он уже давно смотрит за СУСом (бараком со строгими условиями содержания), а я два дня как «поднялся» сюда после шести месяцев пребывания в ПКТ (помещении камерного типа). Было приятно встретить здесь земляка. А когда тот еще и при делах, так вдвойне приятнее.
– Тебе это удалось, Олег. Про тебя я слышал только хорошее. Похоже, ты всегда поступаешь правильно.
Олег прикурил и бросил зажигалку на тумбочку. Выпустил дым и, прищурившись, посмотрел на меня.
– Смотря с какой стороны на это смотреть. Некоторым мои поступки не нравились. Для всех хорошим не будешь, Вадим. Здесь, в этих стенах, – Клешня обвел указательным пальцем помещение, – между плохим и хорошим грань очень тонкая. Понимаешь?
Я кивнул.
– Делать то, что ты считаешь правильным – это важно. Но гораздо важнее, сможешь ли ты убедить в своей правоте других.
К словам Олега можно относиться по-разному, но все сказанное тем вечером я запомнил. И никогда не забывал.
Отсидев срок, я освободился и устряпался вновь. Потом снова вышел и опять сел. И так четыре раза. С Клешней мы пересеклись через 15 лет на Нижегородском остроге. Я шел этапом в «крытую» на Владимирский централ, а Олега ждала «экскурсия» по «золотой ветке». И мы оба знали, что это его последний этап. Я смотрел на Клешню и видел в его глазах обреченность. Он понимал, что ему конец. Я не знаю, как он умер, но точно уверен, что он не освободился. Специально узнавал. Родных у Олега не было, поэтому его закопали на тюремном погосте.
С момента нашего разговора прошло много лет, но я до сих пор вспоминаю его слова.
Для всех хорошим не будешь.
