В разгар рабочего дня на центральной проходной машиностроительного завода было многолюдно: одни спешили на территорию, другие её покидали, были и те, кто находили места для встреч. Посередине просторного помещения располагался пост охраны, откуда две женщины в форменных костюмах тёмно-синего цвета наблюдали за передвижением людей через турникеты. На информационном стенде висела фотография мужчины с траурной лентой, о том же отчаянным голосом говорил по телефону рослый молодой человек в костюме, привлекая к себе внимание людей вокруг. Сбоку было расположено бюро пропусков, из окошка которого время от времени выглядывала девушка с зелёными глазами.
Стоявшему в сторонке бывшему работнику предприятия Заману Гадаеву в неурочный час редко приходилось бывать на оборудованном для проверки права прохода работников предприятия помещении. Чуть выше среднего роста, с чёрными короткими волосами, носом с горбинкой и с ямочкой на подбородке стройный мужчина тридцати пяти лет был в неприметной коричневой вельветовой рубашке с длинным рукавом в серых штанах и кроссовках. В детстве его имя часто произносили в связке со словом «зуп», что он воспринимал как нечто разумеющееся; словосочетание «Заман-зуп» было первым, выведенным им самостоятельно в тетради. После того, как старший брат, который и сам его нередко употреблял, объяснил, что оно, должно быть, имеет негативные оттенки, он запрещал искажать своё имя и очень скоро все об этом забыли. Однако стереть из памяти не вполне понятный, оскорбительного характера, потому и ненавистный слог, оказалось невозможно. Порой его наличие в глубине сознания находил причиной того, что в молодом возрасте стал причастен к нелепому преступлению с последующей изоляцией от общества на долгие годы. Он допускал, что парочка слов в письменном виде где-то ещё осталась, так как перед отправлением в армию брат снимал его на свой фотоаппарат со словами, что первый же кадр, без разницы, каким бы он не получился, подпишет на удачу и положит в свой альбом.
Сюда его привело желание увидеться с бывшими коллегами, в первую очередь искал встречи с Алексеем Павловичем, под наставничеством которого начинал свою трудовую деятельность. Лишь в день его обращения в отдел кадров предприятия появилась вакансия с пометкой «срочно», и он занял освободившееся место в одном из подразделений по обработке металлов. Освоил быстро, работу полюбил, зарплата устраивала, отношения с окружением – тоже, иногда потеря работы казалась значительнее, чем лишение свободы. Разумеется, ему не терпелось побывать в том самом цехе, но ещё не был преодолён первый рубеж. За то время, что находился здесь, показались знакомыми всего два лица: женщина из центральной столовой и хромой охранник с седыми волосами. Работница предприятия общественного питания выглядела так же привлекательно, как и много лет назад, а призванного следить за правопорядком мужчину, напротив, годы не пощадили. Охранник подменил одного из контролёров за турникетом, и Гадаев отошёл назад, не захотев попасться ему на глаза.
Стены проходной с двух сторон были стеклянными с синим отливом, а та, что выходила на улицу, ещё оборудована современными световыми приборами. Две другие оставались облицованы серыми мраморными плитками. Какая раньше была общая обстановка, Гадаев не вспомнил, но были заметны и очевидные изменения. Помимо различных плакатов, исчезли списки очередников на получение жилья, в двух углах появились маленькие деревянные будки. Одна из них была предназначена для ремонта обуви, а другая – часовая мастерская, судя по всему, перестала функционировать.
