Боялась ли Альбина Вадимовна зеркал? Да, боялась, но не вообще и не всегда. А только последние лет пять и поутру. Зеркал же в квартире Альбины Вадимовны было много. Они остались ещё с тех времён, когда она, молодая и красивая, играла в самодеятельном театре. Вот и накупила их, дорогих, огромных, венецианских, резных, декоративных, навесила на всех стенах своей маленькой, однокомнатной, но уютной квартирки.
Теперь лежит в кровати и думает, как проскочить в кухню, к страстно желаемому уже кофе, и при этом не заглянуть в огромное зеркало в коридоре. Потом в ванную. А там… просто зеркальный монстр висит и ехидно её каждый раз вопрошает:
– Ну что, докатилась?
Самое ужасное, что избавиться от зеркал, хотя бы части их, Альбине Вадимовне не представляется возможным. Зеркало, оно ведь не просто стекло, а нечто мистическое, таинственное. Оно имеет своё собственное пространство, в котором происходит своя особенная, зазеркальная жизнь, причём абсолютно, отражательно, так сказать, связанная с жизнью внешнего мира.
Выбросить зеркало нельзя, вдруг выбросишь какую-то важную часть той информации, которая накопилась в зазеркалье. И именно этого катастрофически не хватит потом, в реальной жизни. Разбить – боже упаси – народная примета! К тому же резко, взрывоподобно высвобождается вся негативная энергия, скопленная в отражённом мире. Подарить? Тоже ничего хорошего: вдруг удачу, счастье даром отдашь кому-то. Завешать? Тьфу-тьфу-тьфу… подумается же такое!
Один, правда, вариантик реальный есть: снять зеркала и поставить здесь же, в квартире, где-нибудь в уголку. Но ведь обидеться могут, эти самые, обитатели отражённого мира. И Альбина Вадимовна ещё раз мысленно сплюнула, не с утра будь помянуты. Да и где поставить? В маленькой квартирке Альбины ногу негде поставить, не то что громоздкие, снятые со стен объёмные рамы с отражающим стеклом.
Так и жила Альбина Вадимовна с разлюбленными зеркалами, неприязненно с ними общалась, бегала от них, отводила глаза, в общем, терпела, сосуществовала, так сказать. И подозревала, что они с ней тоже сосуществуют.
А ведь любили когда-то… так же, как и она их. Ах, она-то свои зеркала просто обожала. День и ночь крутилась перед ними, выставляя им на показ все свои молодые прелести. Посмотрите, какие у меня упругие груди, не маленькие, между прочим, верный третий размер, с подозрением на четвёртый. (Четвёртый потом стал, когда груди обмякли, но увеличились в размере, с подозрением на пятый). А попа? Округлая, соблазнительная! Талия тоже на месте и тонкая. Ну, не как у Людмилы Гурченко, но близко, очень близко.
К тому же, Алечка, белокурая, хорошенькая блондинка, с негустенькими, но шелковистыми, чуть вьющимися локонами. Один из мужей Алечки, кажется третий, Юра, даже называл её ласково: «моя беленькая овечечка».
«Господи, как же я всем желанна, как же меня все любят»! – восторгалась Алечка на заре туманной юности, крутясь перед зеркалами, ну точь-в-точь, как та мачеха из Пушкинской сказки: «Свет мой, зеркальце, скажи». И зеркала, как в той же сказке, в унисон радостным хором подтверждали: «Да, да, ты на свете всех милее!»
Альбина Вадимовна вздохнула, чуть улыбнулась, чувство юмора было ей присуще, и решительно села на кровати. День предстоял, в общем, неплохой, если не испортить его с самого начала, то есть, до кофе и ванны, не заглянуть в какое-нибудь из зеркал.