В 1665 году неподалеку от Дижона, на вершине холма, у подножия которого, прямо у реки Армансон, раскинулось селение, стоял замок графа де Бреванна, хозяина тех мест.
Граф вел жизнь затворника, никогда не спускаясь в селение, и, что самое странное, не позволяя своим вассалам являться к нему в замок. Так, впрочем, было не всегда. Когда-то он часто покидал свою крепость, принимал многочисленных гостей, не был излишне строг к своим вассалам. Но однажды все внезапно переменилось.
Двадцать семь лет назад, считая от описываемых нами событий, граф вернулся из поездки в Париж мрачным и молчаливым, и с того самого дня жизнь его стала замкнутой и загадочной.
Жена де Бреванна умерла молодой, оставив ему дочь нескольких месяцев от роду. Маленькая Сюзанна росла в добровольном заточении у своего отца, а в возрасте двенадцати лет была отдана на воспитание в монастырь, хотя графу, горячо ее любившему, было и не просто так поступить.
На склоне холма, подобно стражу, стояла красивая ферма, в которой жила мадам Жанна с дочерью Ивонной. Мадам Жанна, давно уже овдовевшая, хранила нерушимую верность графу, выступая его поверенной в общении с внешним миром, и слыла женщиной рассудительной и доброй.
Ивонна, дочь мадам Жанны, была очаровательная девушка лет двадцати, с тонко очерченным нежным лицом, на котором, однако, особенно в блеске живых глаз, читался характер твердый и решительный.
В тот вечер – а с него мы и начинаем свой рассказ – Ивонна сидела в зале фермы у огромного камина, огонь которого освещал помещение. В неподвижных руках девушки покоилась едва начатая вышивка, а сама она, погруженная в размышления, казалось, не замечала ничего вокруг. Вдруг дверь в залу медленно приоткрылась, и в образовавшейся щели показалась мужская голова. Пристальным взглядом изучив помещение и увидев, что Ивонна одна, мужчина бесшумно проскользнул к камину и скорчился у огня. В красноватом отсвете пламени его дьявольская внешность просто ужасала: это был безобразный карлик с маленькими кривыми ножками и длинными тонкими руками, свисающими ниже колен; спину закрывал гигантский горб; непомерно большая голова казалась чудовищной; узкий лоб тонул под гривой густых рыжих волос, почти доходивших до косматых бровей, под одной из которых бешено сверкал единственный глаз. Похоже, что природа, сочтя подобное уродство незавершенным, сделала карлика еще и кривым.
Заметив молчаливое присутствие этого чудовища, Ивонна вздрогнула, посмотрела на него с удивлением, но без испуга и спросила:
– Что привело тебя сюда в столь поздний час, Ньяфон?
– Мадемуазель, – ответил хриплым голосом карлик, – я пришел, несмотря на мороз и снег, в котором тонули мои ноги.
– Бог мой! Но зачем? Что-то случилось с моей матушкой?
– Нет, мадемуазель, мадам Жанна сейчас у графа. Я пришел лишь затем, чтобы поговорить с вами наедине.
– Что за нужда? Ты хочешь открыть мне какую-нибудь тайну?
– Сначала мы поговорим о вашей тайне… а уж потом перейдем к моей.
– О моей тайне? – пробормотала девушка, покраснев.
– Раньше я всегда видел вас смеющейся, веселье не покидало вас, – продолжал карлик, словно и не слышал ее последних слов. – Вы бегали по полям и лугам, верхом на горячем коне легко перелетали через изгородь фермы; даже заставляли оруженосца графа сражаться с вами на шпагах. Вы часто пели, пели и смеялись… Сейчас же, напротив, вы бледны и задумчивы, а улыбку сменили постоянные вздохи. Подобной переменой вы обязаны этому таинственному человеку, чья судьба роковым образом отражается на всех нас. С его приходом счастье оставило замок. Лоб графа де Бреванна изборожден глубокими морщинами, молодость мадемуазель Сюзанны увядает в стенах монастыря, слуги не могут шага ступить из замка, вы же перестали петь и смеяться – и все из-за того, что здесь этот монсеньор Людовик, а вы… вы его любите!
