Тагир более шести лет пас отару овец агрофирмы «Аждаха». За это время так и не привык к будням жизни животновода. Не привык пасти овец в горах под проливными дождями, в грозу, а в Прикаспийской степи в стужу мёрзнуть от студёных ветров, которые врываются с казахской стороны. Ему не нравилось каждый день вставать с зарёй, ночами спать урывками, сторожа отару, занимаясь окотом.
Окот был самой сложной порой в жизни чабана[1]. В это время Тагир с напарниками вынуждены были сутками дежурить в кошаре[2].
Небольшой чабанский домик в горах, степи, палатка, топчан с буркой, первобытный очаг в углу или печь-буржуйка, закопчённый казан, чайник, керосиновая лампа – вот тот максимум удобств, которые имели чабаны.
Человек этой профессии вынужден отказаться от личной жизни. У него нет выходных дней, отпусков, он не имеет права болеть.
В первые дни, когда Тагир пришёл помощником, старший чабан Мурад пытался приучить его к элементарному распорядку дня чабана: вставать с зарёй, спать урывками и где придётся. По утрам старший чабан чуть ли не вытаскивал Тагира из постели. Всё время напоминал ему, как в следующий раз он должен поступить. Но Мурад так и не смог приучить Тагира к профессии чабана, распорядку дня.
Сколько раз старший чабан собирался гнать в шею своего помощника, но в самый последний момент останавливался. Тагир чем-то подкупал его. Он был очень порядочным человеком, морально устойчивым, отзывчивым, интересным рассказчиком, необидчивым, умеющим постоять за себя и за напарников. Легко справлялся с любыми сложностями, с которыми сталкивались чабаны. У Тагира было много плюсов. Но был один крупный минус – любил спать.
Старший чабан прилагал максимум усилий, чтобы отучить его от этой привычки. Но не получалось. Однажды у Мурада лопнуло терпение. Махнул рукой, бросил эту затею. Сделал вывод: Тагира перевоспитать невозможно. Решил при удобном случае избавиться от него.
Накануне в горы к чабанам на обход прибыл генеральный директор агрофирмы. Ознакомился с условиями жизни и деятельности чабанов, остался доволен их работой, сохранностью овцематок, ягнят, упитанностью овец. Когда собрался уходить, спросил у Мурада:
– Как себя проявляет молодой чабан?
– Никак! – вспылил тот. – Ты привёл ещё одного барана в отару своих овец!
– Тагир – сирота. Потерпи чуточку… Ему деваться некуда. Скоро привыкнет. Довольствуйся тем, кто у тебя есть. Других чабанов у меня на замену нет!
– Терплю, что мне остаётся делать?! – недовольно буркнул Мурад.
Весь разговор генерального директора со старшим чабаном слышал Тагир. В душе поклялся сегодня же отомстить сплетнику: «Я тебе покажу, кто лишний баран в стаде овец, алкаш несчастный! Вскоре заставлю тебя заговорить обо мне по-другому!»
На другой день старший чабан отправил на несколько дней своего сына по семейным делам в селение, а сам вышел на замену. Тагир придумал, как ему отомстить.
Старший чабан отправил помощника впереди отары, сам же с собаками плёлся в её хвосте. Тагир всю дорогу придумывал, как больнее ужалить своего обидчика. Обрадовался, когда придумал. Незаметно скрылся от Мурада, отару обошёл у кромки леса, а собак увёл к туше кабана, на днях задранного волками. Подкрался к отаре со стороны леса, на голову набросил плащ, встал на четвереньки и завыл по-волчьи.
На глазах у Мурада отара испуганно разбежалась во все стороны. У старшего чабана сердце ушло в пятки. Что есть духу он закричал:
– Тагир, собачий сын! Где ты пропадаешь? Не видишь, козёл, волки напали на отару! Пали из ружья! Слышишь меня, ослиное ухо?
– Слышу… слышу… – издалека отозвался Тагир, хихикая, несясь по подлеску от криков чабана на другой край отары. И оттуда стал палить из ружья.
