В своей беспечности мы иногда просто смешны. Нам кажется, что впереди целая вечность. Ничего, если мы сегодня невнимательны к близким людям. Мы впитываем как губки все, что делается для нас, ради нас, но отдавать не спешим. Порой мы думаем, что заняты серьезным делом, тогда как на самом деле просто откладываем на завтра то, что должны сделать сегодня, пока еще не поздно. Приходит новый день, и, оказывается, просить прощения не у кого. Близкого, родного до боли человека нет рядом и никогда не будет.
Жизнь – это история. У каждого она складывается по-своему. Год за годом мы вписываем туда новую страницу, иногда останавливаемся на мгновение, чтобы оглянуться на пройденный путь, но начисто переписать нам не дано, можно лишь проставить недостающие запятые на этих страницах. Исправить что-либо почти невозможно, как и побывать в прошлом можно лишь мысленно. Человек слаб, но если бы мы помнили, что суд собственной совести самый строгий суд, и пока у тебя есть сердце и совесть, ты будешь судить себя сам.
У каждого есть Родина, а у меня их две. Родилась я в городе, воспетом лучшими людьми своего времени. Рожденный в муках и возрожденный из руин, один из самых прекрасных городов мира, его нельзя не любить, но есть у меня еще малая Родина – деревушка, затерянная в лесах Тверской области. Название ее не на всякой карте найдешь, однако корни мои здесь.
Места эти упоминаются в древних летописях. Бились на реке Мологе русские воины с полчищами Батыя. Хранят могилы павших во время битвы московского князя с Литвой. Никто не может сказать, чьи руки украшали изящные платиновые браслеты, найденные случайно лет сто назад. Не разглядеть разрушенные временем оборонительные валы по берегам реки. В книгах упоминается: «У реки Мологи в Большом поле во времена Ивана Грозного добывали железо».
Как и у каждого поселения у деревни есть свое предание. Старики рассказывали: «Приехали первые поселенцы шестью семьями на это место и увидели на берегу у ручья ветхую церковь, которая прямо на глазах людей провалилась под землю, но еще долго слышали они колокольный звон». Ручей с тех пор называли Святой. Позже, во времена крепостного права, появилось такое название – Барская Нива, место, где стоял барский дом.
Земли эти принадлежали с давних пор тверскому помещику Еремееву, а потом перешли к его родственникам. В метрических книгах Добрынской пустыни в Успенской церкви, что осталась от некогда большого и богатого монастыря, можно прочесть записи дьячка, где перечислялись родители крещеного младенца: «Крестьянин деревни господина Ксенофонта Еремеева Николай, сын Арсения и законная его жена Матрона…» Помещики Еремеевы владели этими землями до 1917 года. 7 июня 1812 года надворный советник Павел Константинович Еремеев заказал межевание земли, чтобы разделить участки между детьми. Состоял он в родстве и дружбе с графом А. А. Аркачеевым. Потомки его в конце XIX века построили в селе Борисовское красивую церковь в стиле ампир. Для церкви выделили свои земли и строили тоже на свои деньги, кроме этого построили при церкви школу. Что осталось с тех времен? Только память.
С вечера всю деревню затянуло, словно пеленой, густым туманом. Он надвигался постепенно с поля, потом подступил к околице и скоро распространился по всей деревне.
– Спать не будешь, выгоню на улицу, заблудишься в тумане, и мамка не найдет, – пугает Маша младшего брата.
Мама управляется по хозяйству, Маша укладывает младших спать. Маше восемь лет, брату Леше – четыре, Ванюше – два года, а в зыбке самый маленький – Мишенька. Маша пытается вспомнить деда Ивана и бабушку Меланию, но не получается. Дед умер, когда она была совсем маленькой, а бабушка вскоре за ним. Маша помнит лишь теплые, ласковые руки бабушки, что гладили ее по голове. Маша всегда в няньках сколько себя помнит. Недавно научилась доить корову. Маме одной всю работу не переделать. Уложив братьев, девочка спускается по ступеням из сеней во двор, где стоят две черные коровы с белыми пятнами. Начинает доить. Молоко звонкой струйкой бьет о стенку подойника. Маша доит еще медленно: пока выдоит коров, можно о многом подумать.
