Что французу здорово, то русскому смерть. Особенно – в парижской тюрьме «Сантэ».
Французскому зэку, пусть даже зеленому «первоходу», в «Сантэ» нестрашно. На его стороне адвокаты, поддержка родных и близких, «дачки» с воли и Европейские конвенции по правам человека. Малейший скандал – и полетит директор тюрьмы из своего кресла белым лебедем.
Однако в «Сантэ» содержатся не только французы. За стенами этого средневекового острога мотают сроки и сотни иностранцев. Что, впрочем, неудивительно: ведь Париж издавна притягивает уголовных романтиков со всего света. Зарубежный контингент различается не только по национальности, вероисповеданию, темпераменту, умственной ущербности и тяжести отсидочных статей. Главное отличие одних иностранных зэков от других – в их желании или нежелании встать на путь исправления. И выходцы из России давно завоевали репутацию самой дикой, опасной и трудновоспитуемой клиентуры.
Местные «вертухаи» смотрят на российских арестантов враждебно и высокомерно. Малейшая попытка покачать права может закончиться избиением или даже карцером. Договориться со злыднями-надзирателями невозможно – ни по-хорошему, ни за деньги.
Французская братва считает российских пацанов последним отребьем, даже худшим, чем алжирцы и негры. Парижские блатные, называемые тут «апашами», скорее удавятся, чем подогреют русского бродягу пачкой самых дешевых сигарет. А уж о «смотрящих», «общаке», «дорогах» и прочих правильных понятиях эти дешевые фраера никогда и не слыхивали.
Даже платные девки с Сен-Дени, которых с ведома тюремной администрации иногда запускают на «свиданки» под видом арестантских кузин, не спешат одаривать ласками братву из России.
Правда, условия в «Сантэ» почти курортные: двухместные «хаты»-боксы с телевизорами и холодильниками, чистое белье, отдельные душевые, тренажерные залы. Да и пайка не чета российской баланде на комбижире: мясо, фрукты, лягушачьи лапки и даже столовое вино. Но и калорийная «бацилла» не в радость, когда вокруг все чужое: и «рексы», и братва, и «решки», и даже «балдоха»…
…Заходящее майское солнце окрашивало древние плиты прогулочного дворика в нежно-розовые тона. В тесном пространстве, отгороженном высоченными каменными стенами, кучковались заключенные. Солнечные лучи отражались от пуленепробиваемых будочек охранников, отбрасываясь во двор озорными бликами. Холодно поблескивала колючая проволока на гребне стены. Видеокамеры наружного наблюдения были нацелены на зэков, как пулеметы. Радужно-черные глазки объективов отражали коротко стриженные арестантские головы.
И администрация тюрьмы, и ее клиенты были прекрасно осведомлены о безграничных охранных возможностях «Сантэ». Старинный острог сверху донизу контролировался суперсовременной электроникой. Да и секьюрити здесь было не меньше, чем зэков. Мощные стены, массивные решетки, бесчисленные накопители, автоматическая блокировка коридоров… Все это делало саму мысль о побеге глупой и неприличной.
Как и обычно, арестанты держались на прогулке обособленными группами. Французы – отдельно, арабы – отдельно, негры из бывших колоний – тоже отдельно. Естественно, выходцы из Восточной Европы не навязывали своего общества аборигенам. Восточноевропейской братвы было немало: поляки, словаки, белорусы, болгары и несколько десятков русских.
Большинство русских зэков совершенно не походило на прототипов книжной серии «Жизнь замечательных людей». Угрюмые физиономии, настороженные взгляды, щербатые рты… Руки некоторых испещряли синие татуировки – в память о зоновском прошлом.
Худощавый мужчина с резкими волевыми морщинами и энергичным поворотом головы выгодно выделялся на фоне товарищей по несчастью. Взгляд его был невозмутимым, лицо спокойным и интеллигентным, манеры внушали невольное уважение.
