Бесит! Бесит! Бесит!
Я так глубоко дышала, что ноздри
раздувались, словно у застывшего перед красной тряпкой быка. Экран
телефона плыл рябью перед глазами, сжатые пальцы свело судорогой.
Казалось, каждая клеточка тела пропитана злостью, и она готова
вот-вот вырваться наружу и обрушиться на мир. Не хотелось
перечитывать короткие строчки сообщения, но взгляд снова и снова
пробегал по ним от начала до конца, и с каждым разом сердце
начинало колотиться сильнее.
Держать в себе гнев было слишком
сложно. С момента оповещения о сообщении прошло всего пара
мгновений, а рука с зажатым в ней простым карандашом сжалась в
кулак. Древко треснуло, и мелкие щепки рассыпались по исписанному
неприличными надписями столу. Какие-то отлетели на пол прямо к
новым лакированным сапожкам сидящей рядом девушки с рыжей косой.
Она вздрогнула и покосилась на меня голубыми глазами, спрятанными
за тонкими линзами круглых очков в модной оправе.
- Кира, что случилось? – осторожно
поинтересовалась она, отодвигая скетчбук, в котором делала наброски
черной гелевой ручкой.
Я хотела ответить подруге, но вместо
слов из груди вырвалось только раздраженное шипение. Лиля
настороженно оглянулась, снижая голос до шепота:
– Подруга, у тебя дезориентация или
приступ дефицита внимания?
Я на секунду забыла о злости,
пытаясь осознать ее вопрос.
Девушка оценила мое недоумение и,
покачав головой, обвела рукой аудиторию. Все присутствующие дружно
смотрели на меня, ожидая продолжение концерта. Благо, в коридоре
все еще шумела перемена, и народу в лекционном зале было не так
много.
- Простите, - буркнула куда-то в
пространство.
Студенты, быстро поняв, что
продолжения не последует, вернулись к своим делам, а Лиля выжидающе
сложила на груди руки. Мой праведный гнев нуждался в поддержке,
поэтому я, недолго думая, протянула рыжей телефон. Лиля уткнулась в
тусклый экран. Через несколько секунд девушка подняла голову и
удивленно хлопнула глазами.
- Ну и что? – недоверчиво
поинтересовалась она, возвращая телефон.
- Что? – осевшим голосом
переспросила я: - Синицкая, ты прочитала?
- Да.
- И?
- Что «и», Кира. Там нет ничего
криминального.
В голову закралась мысль, что, пока
я отдавала телефон подруге, могло открыться другое сообщение, и я
подняла к глазам экран. Нет, все верно. Приводящие в бешенство
строчки: «Сестренка, жду тебя сегодня дома пораньше, выберем нашей
маме подарок.» по-прежнему были там.
- Вот! – я снова вернула телефон
подруге, не замечая, как повышаю голос: – Синицкая, читай!
- Я прочитала, - отозвалась девушка
и поправила на переносице очки. – Кира, успокойся, все
нормально.
В ушах застучала кровь, а щеки
покраснели так сильно, что впору было выбегать на улицу и бросаться
в снежные сугробы, горами возвышающиеся под окнами аудитории.
- Лилька! – из последних сил
сдерживалась от рыка: - Ты что, не понимаешь? Она написала мне
прийти сегодня вовремя, чтобы подумать над подарком для мамы!
Странно было предполагать, что моя
подруга, окончившая школу с золотой медалью и успешно доучившаяся
до третьего курса университета без единой четверки, вдруг
разучилась читать. Но озвучить текст сообщения показалось
необходимым.
Синицкая на всякий случай
отодвинулась на край лавочки и уже оттуда продолжила, прикрывшись
учебниками:
- Но ведь у твоей мамы скоро День
рождения.
Я осеклась. А потом от избытка
чувств вскочила. На лавочке мирно покоился раскрытый рюкзак Лильки.
От резкого движения он сделал кувырок в воздухе и полетел вниз по
аудиторной лестнице, разбрасывая вокруг себе вещи печально
следившей за ним подруги.
- Вот именно - у моей! – голос
понизить не получилось, но кончики ушей от неловкости покраснели: -
у моей мамы, а не у нашей! И ты видела, как она меня назвала?
Видела? Сестрёнкой!
