Под старыми ботинками скрипнул свежий лед. Жесткая пленка замерзшей воды, покрывавшая пупырчатый асфальт, соприкасаясь с некогда крепкой добротной подошвой, норовила сбросить с себя их обладателя. Хозяин ботинок был под стать обуви. Хорошо сложенное и когда-то крепкое тело теперь боялось льда, хотя в молодости его бы не напугало затвердевание вчерашней измороси. Но то было много, очень много лет назад… Подошва скрипнула и подалась вперед, тело накренилось в другую сторону и начало медленное и печальное падение, пока столь крепкая ранее спина не встретила жесткость вмерзшей в асфальт воды. Это был конец.
В его возрасте такое падение означало потерю последней прелести жизни – свободы передвижения. Было страшно даже пошевелиться, ожидая почувствовать боль там, где ее раньше не было, или еще хуже – ничего не почувствовать – своего тела, конечностей. Холод замерзшей воды стал просачиваться через тонкое пальто, и старая спина заныла – он мог ее ощущать.
Чьи-то руки подхватили лежавшего на платформе старика и потянули вверх. Он не сопротивлялся, но особо не помогал. Тело, оказавшееся вдруг снова в вертикальном положении, заныло обиженно и тоскливо, как щенок, не понимающий, за что жестоко наказан. До сознания с трудом долетел смысл шевеления губ пришедшего на помощь. Может ли он идти? Да он и сам не знал… Сцепившись, словно две каракатицы, двое поползли по перрону. Впереди – маленькая пологая лестница – стала непростым испытанием. Наверное, уже жалеет, что связался, – казалось упавшему.
Старые ботинки проскользили по ледяной корке и встретили подмерзшую землю – испытание перроном было окончено. Боль потихоньку разлилась по телу, ни одна конечность не потеряла чувствительности, и воздух все с тем же усердием входил в легкие и выходил из них. Сердце издавало свой неравномерный стук, втайне надеясь на длительный отпуск, который оно, возможно, имело право требовать за все эти годы вполне исправной службы.
«Наверное, я дальше сам» – он вроде бы сказал это вслух, но мужчина не уходил. Вместо этого поинтересовался отдаленностью жилища старика и, выяснив это из невнятного объяснения, оставил спасенного, чтобы отыскать машину. Задача эта была не из простых – основная дорога шла с другой стороны от поселка. Но, по-видимому, незнакомец обладал не только умением поднимать неповоротливых стариков с промерзшего перрона, но и даром убеждения, поскольку вскоре он вернулся вместе с хозяином машины. Двое мужчин помогли старику забраться в большой блестящий джип, который доставил их до лесной тропинки и уехал. А мужчина остался.
«Вам что, нечем больше заняться, чем возиться со мной?» – старику показалось, что он и это сказал вслух, но мужчина не ушел, а повел его к дому.
***
Незнакомец с перрона стал навещать спасенного им старика. Он приносил еду, хотел даже вызвать врача, но встретил угрюмый протест пострадавшего. Да и к тому же старик казался крепким, мог снова сам передвигаться и не показывал на лице или через обычные в этом возрасте вздохи, как болит его спина. Мужчина догадывался, что такое падение не прошло бесследно для старого тела, но он не был ни другом, ни родственником упавшему, и не смог настаивать на враче.
Старые жилистые руки перебирали разложенные на столе покупки – пачку печения, пакеты с крупой, мяли хлебную корку через пластиковый мешок. Зачем все это? Он не мог заставить забрать все обратно, поэтому заварил чай, чтобы хоть как-то соответствовать роли хозяина, когда второй переборщил с ролью гостя. Можно было ограничиться лишь пачкой печенья, или вовсе не приходить… Зачем все это? Чайник закипел. На столе теперь не было место для чашек.
Замерев с чайником в руке, старик смотрел на стол, не понимая, что делать – то ли нести назад чайник, то ли одной рукой расчищать для него место… Все это было так сложно… Зачем он пришел и так все усложнил?
