Я мог бы быть, а мог бы и не быть. Пока что мне выпадает нейтралитет между тем и этим.
>группа «Свидетельство о смерти»
Эпизод 1
Донельзя выработавший свой ресурс автобус летел по федеральной трассе, уставшее покрытие которой приобрело алюминиево-серый цвет. То и дело попадая в ямы, мы подпрыгивали в аккомпанемент амортизаторам. Внутри автобуса бренчала гитара под веселое урчание храбрецов, почему-то посчитавших своим долгом, как в последний раз упиться водой жизни, что текла по салону от одного к другому, заставляла улыбаться и косить глаза. Мой сосед тоже повеселел, переключив сознание в режим первородного блаженства, открыв двери в мир, где нет ничего прекраснее, чем слиться в едином порыве, где все равны, где самый сильный тот, кто, испив до дна, требует «ЕЩЁ!». Кто не упадет, испробовав добавки… Я деликатно отказался. Хотя, что значит деликатно в автобусе небесно-голубого цвета с погрызанными сидениями, ржавым потолком, замызганным советским вымпелом, висюльками в стиле «первым закупился в сельпо» и эротическими календарями на стекле кабины, девушки с которых словно намекали: не отрывайся от коллектива, ты в жестяном гробу, тебе не вырваться из запечатанной консервной банки. Как выяснилось, отказался я по причине полнейшего непонимания обстановки. Выказал неуважение. Тронуло ли меня это? Ничуть.
Сколько же мы ехали? В голове крутилось: конец – это только начало… Если «это» начало, то какой же будет конец? Наверное, тяжелый, похмельный, как утро после Нового года.
Сосед толкнул меня, оторвав от мыслей, и протянул телефон.
– На!
– Зачем?
– Ну, ты же не пьёшь, а я по-пьяни вечно что-нибудь теряю. Да ты не парься, приедем, – вернёшь.
Убрав его промасленно-склизкий, словно газетка с завернутой килькой, телефон в дополнительный карман на плече, я глянул в свой, – зарядка на нуле. Ай, ладно… Водитель включил нейтралку, мы докатились до некой безымянной высоты, до пригорка, где наша импровизированная банка остановилась и отворила двери. Мальчики налево, девочки остались в прошлом. Пьяное войско познавших «морепоколеновский» синдром бросилось в бой. Мой сосед тоже. Вслед за ним и я вылез на улицу. Однополчане хохотали над юнцом, ещё с пушком под носом, что напился и изрыгивал теперь мамкин суп. Кто-то уже отлил, кто-то находился в процессе. Все гримасничали, потягивались, распрямлялись, как пожухлая листва после проезда трактора. Будто разминая ноги, я прошёл несколько десятков метров, чтобы не стоять рядом с ними, и едва не упал, наскочив на арматуру, торчащую из земли. Вокруг звонко жужжали мухи, пахло травой, запечённой на июльском солнце. Я прикрыл глаза. Зажурчало, словно в детстве зашел за гаражи, опёрся о горячую сталь, вступил ботиночками во влажную землю. Эх, хорошо! Вдруг завибрировал телефон. Я вытащил свой, но вибрировал соседский. Достав его, я уже было закричал соседу, но в этот момент услышал его блеяние:
– Эй, иди за кустики, пися мамина!
Для убедительности он поддал пинка юному соратнику. Я посмотрел на разрывающийся телефон, – звонок шёл через какое-то странное приложение. Нажал заветную кнопку:
– Аллё… говорите, вас не слышно. Алло!
Ответом мне были какие-то невразумительные звуки. «Наверное, связь здесь ни к чёрту…» Я машинально пошёл дальше и, когда до автобуса было уже метров сто, наконец услышал:
– Ты здесь?! Ты здесь?! – кричал хрипловатый голос пожилой женщины. Впрочем, я знавал и девушек с похожими прокуренными голосами.
– Да! То есть, нет, – подтормаживая, ответил я.
– Как ты там?
– Вы не поняли! Я его знакомый. Алло!
– Что? Так передайте ему трубку! О, господи! Напился он уже что ли? Алкашина! Не успели отъехать…
– Да, собственно, нет, – инстинктивно начал покрывать я товарища.
