Первым вернулось сознание, а с ним – тупая, раскалывающая боль в виске. Я лежала на холодном каменном полу, щекой прилипнув к чему-то липкому и холодному. Воздух пах медью и пылью. Я попыталась пошевелиться, и волна тошноты подкатила к горлу. За ней хлынули обрывки… наших воспоминаний.
Воспоминания накатывали, как приливы, сталкиваясь с моим собственным «я». Я помню стерильный блеск лаборатории «Этерна Косметик». Запах озона от спектрометра, тончайшие ароматы жасмина и антисептика, горький кофе на языке. Собственные пальцы, уверенно набирающие формулу новой сыворотки с наночастицами. Химия была моей жизнью, любовью, и я использовала ее, чтобы помогать людям – лечить кожу, убирать несовершенства и подчеркивать достоинства. Последнее, что помню, – ослепительную вспышку боли в районе сердца.
А потом – другое. Холод. Сквозняк в огромном, неуютном особняке. Запах воска для полов и крики. Собственные, но не свои пальцы – тонкие, бледные, с чернильными пятнами, робко перебирающие страницы книги. Имя, которое шептала умирающая от чахотки женщина с такими же голубыми, что теперь и у меня, глазами: «Элис, моя девочка, будь сильной».
Унизительные щипки сводных сестер. Смерть отца в автокатастрофе. Презрительная ухмылка мачехи, бросающей в лицо: «Ты – вылитая мать, такая же неудачница». И последнее: яростный оскал, толчок между лопаток, короткий полет и удар виском о мраморный угол камина. Острый хруст. Тьма.
Жизнь Элис до рокового толчка была жизнью «Золушки» в самом жестоком и безнадежном смысле этого слова. После смерти обожаемого отца ее мир сузился до пределов холодного особняка, где она из законной наследницы превратилась в обузу, приживалку и мишень для унижений. Мачеха, мисс Тревис, видя в ней живое напоминание о покойной сопернице, испытывала к ней лютую ненависть, а сводные сестры, перенявшие материнскую жестокость, находили удовольствие в мелких пакостях и презрительных насмешках. Элис была лишена всего: ее права на наследство оспаривались, скромные комнаты заняли сестры, а ее саму фактически низвели до положения служанки, заставляя выполнять самую черную работу. Ее единственным утешением были смутные воспоминания о ласковой матери и пыльные книги в заброшенной библиотеке, но даже эти крохи счастья омрачались постоянным страхом и чувством собственной ничтожности, ведь у нее был мизерный магический дар.
Я оказалась в мире парадокса. Снаружи – классическое английское средневековье: каменные стены, факелы, кареты. Но внутри – привычное капиталистическое устройство с поправкой на магию. Наверху иерархии сидели аристократы— старые семьи, веками копившие мощь и влияние. Им служила Гильдия Магов – не столько научное сообщество, сколько могущественная корпорация, монополизировавшая создание и подзарядку артефактов, зелий и эликсиров. Империя, построенная на зависимости. Подавляющее большинство – простые люди, «бесталанные», обречённые пользоваться плодами магии за огромные деньги, вечно зависеть от милости тех, кому повезло больше.
В богатых домах есть самонагревающиеся чайники и холодильные шкафы, работающие на заряженных кристаллах. Улицы столицы по ночам освещают не газовые рожки, а замысловатые фонари, поглощающие солнечный свет днем. Но всё это – лишь видимость удобства, доступная тем, у кого есть деньги на постоянную подзарядку и обслуживание артефактов. И всё это держится на главном догмате этого мира: твой запас магии, данный при рождении, неизменен. Ты либо маг, либо нет. Я, Элис, считалась «магически-бесплодной». Моей силы едва хватало, чтобы зажечь свечу или подогреть остывший чай. Этого было достаточно для унижений, но мало для чего-то большего.
