Все стоят по максимуму. Но
в итоге продаются по обстоятельствам.
Ринат
Валиуллин
Старые дома за разномастными
заборами будто насмехались надо мной. Меня всегда пугала эта часть
города. От центра рукой подать, а будто попадаешь в другую эпоху –
без асфальта, канализации и надежды на будущее. На этой улице пахло
беспросветностью. Теперь я знала ее запах: тушеная капуста и
горящий мусор.
Его машину я узнала бы из тысячи
таких же. Ей не место рядом с этими ржавыми воротами! Как и
мне!
Невысокий забор позволял увидеть не
только светящееся окно, но и силуэты за стеклом. Полупрозрачные
шторы открывали моему взору две фигуры, прижавшиеся непозволительно
близко друг к другу. Тусклый свет настольной лампы добавлял
романтики их поцелую, приторному и неторопливому, а мне –
ненависти, черной и ядовитой. Взять бы камень и запустить в окно
этого чертового дома что есть силы! Пусть бы стекло взорвалось
осколками, будто брызгами шампанского. Я бы получила от этого
божественное удовольствие. Но. У меня припасен другой план для
сегодняшней ночи, возникший в голове внезапным помешательством,
пеленой, пожирающим душу желанием мести.
Ты так любишь свою машину, дорогой.
Как бережно протираешь стекла! С какой нежностью заводишь мотор и
гладишь ее руль! Это твоя ласточка, крошка, любимая девочка! Надо
же, никого из людей ты не любишь так, как ее!
В моих руках монтировка и складной
нож. Оглянувшись по сторонам, я накинула капюшон и направилась к
его черной "Тойоте". На улице темень – это мне на руку. Впервые я
испытала благодарность к коммунальным службам за их наплевательское
отношение к замене фонарей. Пусть над этим чертовым домом никогда
не загорится свет.
Загнать нож в колесо оказалось не
так-то просто, но у меня получилось. Сюрприз, любимый! Дарю тебе
его сейчас, но это на День рождения. Осталось еще три колеса. Я не
оставлю целым ни одно из них.
Когда все четыре оказались
проколоты, я с силой провела ножом по дверям, капоту и перешла на
другую сторону, чтобы закончить чертить круг. Кольцо царапины
замкнулось, как и моя жизнь вокруг этой сволочи. Он изрезал мне
душу на сотню кровоточащих клочьев и, когда я бережно сшила ее,
лоскут за лоскутом, без единого сомнения повторил это снова.
Я не почувствовала удовлетворения от
проделанного, лишь злость ядовитым дымом поднималась в груди.
Казалось, будто в следующее мгновение ненависть лавой выплеснется
наружу и расплавит его чертову машину, а заодно и ржавые ворота,
возле которых она припаркована! Я шла навстречу этому сумасшествию
долгие годы, и ноги до сих пор помнили все осколки разбитых надежд,
до единого.
Боже, только не слезы! Нет! Не смей
плакать, Яра! Я со злостью потерла кулаками глаза и сцепила
зубы.
Интересно, сколько девок побывало на
заднем сиденье этой "Тойоты"? Думаю, не так уж и много. Старая
«шестерка» наверняка повидала их намного больше. Скольким из
девушек он разбил сердце? Сколькими играл? Скольким лгал? И сколько
простили его, как я?
Разве нуждался он в моем прощении?
Нет! Ему ничего не было нужно от меня. Ни-че-го. А я так нуждалась
в его любви, но не получила даже привязанности.
Очередная слеза успела прочертить
дорожку по щеке. Хватит разводить сопли! Он это заслужил каждым
своим поступком и каждым выбором!
Монтировка врезалась в лобовое
стекло со всей силой, которую можно было получить от моих рук.
Раздался характерный хруст, и на стекле появилась вмятина. Нет, мне
этого мало! Я била снова и снова, не в силах остановиться. Пусть
везет в ремонт свою обожаемую ласточку, а мне достанется короткая
радость от своей унизительной мести.
У окна появилась его фигура. Уже без
рубашки. Он всматривался в темноту, пытаясь различить источник
звука. Да, это твоя побитая девочка ждет своего хозяина. Не
знаю, кого я имела в виду, – машину или себя.