«Красота тоже дар Божий, один из редчайших и драгоценнейших. Мы должны быть благодарны, если удостоились его, а если нет, должны быть благодарны, что другие удостоились его, нам на радость.
С. Моэм
Скажите, вы были красивым ребенком? Настолько красивым, что где бы и с кем бы вы не появлялись, все внимание сразу переходило на вас. Везде: во дворе дома, где вы жили, в детском саду, куда ходили, в школе и далее по мере вашего взросления. Ты еще кроха, но очень рано начинаешь понимать, что с тобой что-то не так, что ты какой-то особенный. Красота, как и уродство привлекает внимание, выделяет тебя из толпы, и лишь немногие понимают, что быть по-настоящему красивым, если не крест, то ноша, и весьма обременительная. Красоте завидуют, от красивых людей постоянно ждут подвоха, измен, красивых часто считают глупыми и ленивыми. Дескать повезло, счастье самотеком должно плыть к избранникам судьбы, отмеченным печатью красоты и лишь немногие знают, как по-настоящему одиноки и несчастны бывают красивые люди, особенно если они наделены умом, добрым сердцем, совестью, скромностью и другими, казалось бы бесполезными и не нужными для красавцев и красавиц качествами.
И еще… родителям нужно хорошенько подумать прежде чем дать имя своему ребенку. Красивая девочка, с редким именем в СССР, в послевоенные времена 50-х… Эту чашу Зоя испила до дна, хорошо, что ее настоящее имя – Изольда, было только в метрике, так же, как и фамилия отца, обрусевшего немца Николая Дмитриевича Гольфштатд. Мать Зои-Изольды благоразумно дала ей свою фамилию – Бурмина, убедив мужа, что для девочки так будет лучше. И она оказалась очень права, а во всем остальном Зое-Изольде досталось от жизни по полной.
Родилась Зоя Бурмина в 1952 году в Сибири, городе Томске, куда волею судеб попали ее предки, хотя корни их рода шли из Санкт-Петербурга, тогда еще Российской Империи.
Отца своего Зоя почти не помнила, он умер, когда ей было пять лет. От Бабушки Натальи Петровны Гольфштадт, 1900г.р. урожденной княжны Урсуловой сдержанной и немногословной выпускницы Смольного, последнего петроградского выпуска 1917 года, трудно было чего-то добиться, она не любила говорить о своей жизни. Революция отняла у нее отца, царского генерала, павшего от рук пьяной солдатни, обезумевшей от беспредельной кровавой каши и вседозволенности, мать, умершую от тифа в железнодорожном вагоне по дороге в Сибирь к родственнице. Девятнадцатилетняя Наталья полуживая добралась до тетки своей матери в Томск, где та жила в старом деревянном доме, вернее в части дома, когда-то принадлежавшем всей семье Надежды Илларионовны. Остальная часть была заселена чужими людьми в порядке уплотнения. Надежда Илларионовна, уже будучи в весьма преклонном возрасте прожила еще около двух лет и умерла, оставив двадцатилетнюю Наташу одну одинешеньку в чужом сибирском городе.
Свое великосветское, княжеское происхождение Наталье удалось скрыть, все девочки из ее семьи учились в Смольном институте, а ее бабушка, окончила его с получением золотого шифра и стала фрейлиной при императорском дворе.
Закончив курсы машинописи и стенографии, Наталье удалось найти работу, секретаря в Томском университете, старейшем в Сибири, где она и встретила своего мужа, преподавателя Дмитрия Петровича Гольфштадт из обрусевших немцев, несколько поколений которых проживало в России. В 1923 году у них родился сын Николай, который пошел по следам отца и накануне войны поступил в Томский университет, благополучно закончив его сразу после войны. На фронт его не взяли по нескольким причинам, главной их которых было наличие немецкой крови, хоть и обрусевший, но все же немец, да еще и сын врага народа, его отца Дмитрия Петровича расстреляли по сфабрикованному делу все в том же 37-м году, когда Николаю было четырнадцать лет, но он уже был отмечен, как особо одаренный ученик по точным наукам. Николай с блеском сдал все экзамены и поступил на механико-математическое отделение в университет, после окончания которого был зачислен в инженерные войска, Родина нуждалась в научных кадрах на благо обороны страны. Сын вырос в крупного ученого благодаря отцу-ученому и матери-смолянки, которая была для него настоящей нравственной опорой в жизни во всем.