Попытаюсь кратко рассказать о себе. Свою развёрнутую автобиографию я начал писать в повести «Добрые люди», а все рассказы являются эпизодами моей же биографии. Она, эта самая биография, ничем не примечательна, я обычный советский, а затем российский человек, не совершивший ничего выдающегося и героического. Но в какой-то момент я вдруг понял, что жизнь настолько многогранна и разнообразна, что мы, жившие в одно время, изучавшие в школе одну программу, ходившие на одни демонстрации, видели всё в разных тонах или с разных сторон. Например, однажды я рассказывал о своём детстве, и женщина, моя ровесница, возмутилась: «Ты о чём? Я прекрасно помню те года, белый фартук, банты, „классики“ и скакалки. Какие детдома и беспризорники? Эпоха развитого социализма, не было этого». А оно было, мы были, и я понял, что об этом надо рассказывать, этого многие не знают, и, возможно, кому-то будет интересно.
Так что если кратко, то примерно так.
Я родился 15 января 1961 года в городе Сланцы Ленинградской области, в котором после своего рождения больше никогда не бывал. Родился я недоношенным и таким слабым, что надежды на то, что выживу, было немного. Мать, имея на руках моего старшего брата, которому не исполнилось ещё и года, но не имея ни жилья, ни средств к существованию, приняла, возможно, единственно правильное решение и исчезла. Отец исчез ещё раньше. Но врачи в больнице оказались людьми добрыми, хорошими профессионалами и меня выходили. Дальше в мою жизнь вмешалась ленинградская бабушка. Будучи человеком ответственным и деятельным, она каким-то образом забрала меня из больницы и переправила к другой бабушке, в глухую деревню Калининской, ныне Тверской, области. Мои первые воспоминания – именно оттуда, из маленькой деревни, где жили исключительно добрые люди. Там я рос до самой школы, и детство моё было счастливое и вольное, воспитанием моим никто, в общем, не занимался, я любил лес, животных и всех людей. Тарзанил по лесам, в семь лет знал и умел многое необходимое для деревенской жизни, спокойно доил корову и кормил животных, по мере сил полол огород и помогал на сенокосе, собирал грибы-ягоды и даже ставил силки на птицу и зайца.
Но тут пришло время идти в школу, которой в ближайшей округе не было. К тому же времени появилась моя мать, но совсем ненадолго, оставила на бабушку моего старшего брата и снова исчезла. Я её совсем не запомнил. Это был один из первых крутых разворотов в жизни. На учёбу нас отправили в Ленинград. Ленинградская бабушка как раз вышла на пенсию и дальнейшую свою жизнь решила посвятить нашему воспитанию. Сейчас я прекрасно понимаю её благие намерения, но тогда… Весь мой детский разум, душа и характер этому воспротивились. Огромный город Ленинград мне не то что не понравился, он произвёл на меня какое-то до крайности негативное впечатление. Здесь всё было не так, ничего общего с тем, к чему я привык. От школы я вообще был в шоке, никогда не видел столько детей, не слышал столько шума и не понимал, зачем всё это нужно. Брат, хотя и был старшим, но попал под моё дурное влияние, и однажды мы совершили свой первый побег. Побег был недолгим, так как бежать мы решили в деревню, но конкретно не знали, как и куда, поймали нас в тот же день у Московского вокзала. Тем не менее, это положило начало новому этапу в жизни. Убегать мы стали регулярно, с каждым разом всё удачнее и удачнее. Иногда бродяжничали по несколько дней и даже недель. Конечно, нас всегда ловили и возвращали. Бабушка плакала и ругалась, но справиться с нами уже не могла, мы становились неуправляемыми. Потом она стала болеть, три инфаркта один за другим. А мы набирались опыта самостоятельной бродяжно-беспризорной жизни. У нас появились такие же бродяжные друзья, подвалы, чердаки и дачи в пригородах стали близкими и знакомыми, мы научились удирать от милиции, контролёров и продавцов, а также воровать, просить и даже отнимать. Детская комната милиции и детский приёмник-распределитель были также хорошо знакомы. Были и положительные моменты. Я привык к городу, он уже не казался чужим и страшным, а стал как бы своим, мы его знали. Пусть с изнанки, но постепенно Ленинград становился нашим.
