Густой и тяжёлый, как топлёное молоко, туман с полуночи повис над Скагерраком. Ближе к утру подул свежий бриз, но и он не смог разогнать белёсую, с неестественным, коричневатым оттенком, непроницаемую пелену. Изредка раздавался заунывный звон – это подавал голос колокол, закреплённый на буе у судоходного фарватера.
Рыбацкий баркас медленно дрейфовал по течению. На нём негромко, точно боясь потревожить спящую пучину, переговаривались двое.
– Ну и дрянная погодка нынче, отец! Какого дьявола нас понесло в море? – вопрошал рыбак в зюйдвестке, грубом босторге и высоких сапогах с раструбами – молодым, только что начавшим ломаться голосом. Широко расставив ноги, он стоял на корме и осторожно выбирал из воды «жаберную сеть»[1].
– Э, малыш, да ты испугался тумана… Запомни: среди Юргенсонов трусов ещё не было!
Голос у старого рыбака был низкий, скрипучий, как у баклана.
– Я вовсе не боюсь, – обиженно отозвался молодой рыбак. – Я просто думаю, чёрт побери этот туман, вряд ли нам повезёт сегодня.
– Ты поменьше думай… Хочешь поймать удачу, не поминай нечистого, почаще забрасывай сеть. Мой отец и твой дед Мартин любил повторять: рыбацкое счастье по берегу не ходит…
За бортом плеснула хвостом рыба и снова стало тихо. Лишь изредка позвякивал колокол.
Вдруг где-то истошно взревела пароходная сирена. Раз, потом другой.
Старый рыбак, вглядываясь в туман, пробормотал:
– Не иначе, это тот самый англичанин, что накануне бросил якорь в заливе.
– Вы говорите о паровом барке «Оркни», отец? С чего вы взяли, что это он?
– С чего взял? Да разве такой ревун с другим спутаешь… Вопит, как соседская Матильда, когда её муженек пропьёт последний талер!
Молодой рыбак отрывисто хохотнул:
– И правда, фру Матильда денежки любит…
– Кто ж их не любит, малыш?
Они замолчали. После долгой паузы молодой рыбак подал голос:
– Отец, кстати о денежках. Христиан прочитал вчера в «Берлинске тиденде»[2], что на этом «Оркни» везут деньги русских и, кажется, из Америки… Я вот только не припомню, что они продали там…
Старый рыбак пробурчал:
– Твой старший брат лучше бы поменьше читал газет, а занялся бы каким-то полезным делом. От чтения добра не будет! Только глаза ослепнут…
В этот момент в стороне, откуда недавно сигналил пароход, туман озарился яркой вспышкой. Потом громыхнуло так, словно столкнулись несколько молний, и баркас качнула сильная волна.
– Похоже, паровой котёл рванул… Чёртовы пароходы! Никогда я не верил в эти дымящиеся кастрюли… Парус и вёсла – вот истинные друзья моряка…
Молодой рыбак, напряжённо вглядываясь в туман, предложил:
– Отец, давайте пойдём туда… Наверняка там нужна помощь!
– Боюсь, малыш, помогать некому… Ты слышал, как рвануло… – старый рыбак поскрёб мозолистой пятернёй рыжие с изрядной долей седины бакенбарды, делающие его похожим на матёрого моржа, задумался, проводя в уме какие-то расчёты. – Ладно, сворачивайся, – распорядился он. – И верно, подойдём, глянем, что от этого англичанина осталось… Кто знает, вдруг день будет более удачным, чем показался вначале?
И всё же прошло не менее получаса, прежде чем сын выбрал и уложил снасти и встал к рулю. Старый рыбак с одобрением оглядел умело уложенную сеть и навалился на вёсла.
Они долго плыли, ничего не видя кругом. Неожиданно пелена расступилась, и баркас вырвался на открытое пространство, волоча за собой седые космы тумана, словно поднятые со дна перепутанные водоросли.
Старый рыбак осушил вёсла, огляделся:
– Где же это проклятое место? – пробурчал он.
Слева и справа от них туман ещё стелился у воды, скрывая морскую даль.
Молодой рыбак подсказал:
– Посмотрите левее, отец! Кажется, это там. Видите?