Звёздная нить судьбы императора

Над Империей Небесного Дракона, над её бескрайними рисовыми полями и величественными горными хребтами, над кипящими жизнью городами и древними, забытыми храмами, раскинулся безмолвный покров звёзд. Мириады далёких огней, каждая из которых, как верили мудрецы, была частью великого космического ткачества, где невидимые нити судьбы сплетались в узоры, связывающие миры, души, эпохи.

Веками эти нити поддерживали хрупкое равновесие между смертным и бессмертным, между порядком и хаосом. Легенды шептали, что лишь когда Золотой Дракон и Нефритовый Феникс сплетутся в единой песне, судьба Поднебесной будет решена. Но эти легенды были лишь сказками для детей, пока веками дремавшая тьма не начала шевелиться.

По тонким нитям равновесия поползла тень. Трещины расползались по древним печатям, сдерживающим зло. Дыхание хаоса становилось всё ощутимее, и тёмные тени жадно тянулись к самому сердцу равновесия – к тому древнему артефакту, что мог либо спасти, либо погубить весь мир.

В этот час, когда звёзды начали мерцать тревожным светом, где-то, вдали от суеты дворцовых интриг, и где-то, в золотом плену абсолютной власти, две души, казалось бы, чуждые друг другу, были обречены встретиться. Одна – хранительница древних тайн, чьи руки могли ткать магию из воздуха, а сердце было чистым, как горный ручей. Другой – наследник великой династии, чьё сердце было обременено долгом, а душа томилась в одиночестве.

Их встреча, случайная, как падение осеннего листа, была начертана в небесах. Это была не просто встреча, а пробуждение той самой Звёздной Нити, что должна была либо спасти Империю от неминуемой гибели, либо разорваться, унося с собой свет Поднебесной. Ибо когда любовь Императора бросает вызов самой судьбе, звёзды замирают, чтобы наблюдать.

Золотой Дворец, сердце Империи Небесного Дракона, был воплощением величия и власти. Его крыши, увенчанные резными драконами, сверкали глазурью под утренним солнцем, а стены, выложенные из белого нефрита, отражали лазурь неба. Внутри, за бесчисленными арками и павильонами, в Главном Зале Утренних Совещаний, Император Ли Вэй восседал на своём троне, вырезанном из тёмного сандала и инкрустированном золотом и драгоценными камнями. В свои двадцать четыре года он уже два года носил на своих плечах бремя Небесного Мандата – наследие, доставшееся ему слишком рано.

Его Императорское Величество был высок и строен, с тонкими чертами лица, выдающими благородное происхождение. Глаза, глубокие и умные, обычно скрывали усталость, но сегодня она проступала сквозь маску невозмутимости. Каждое утро начиналось одинаково: доклады министров, петиции, споры о налогах, ирригации, границах. Слова текли рекой, слова, полные уважения и лести, но за ними Ли Вэй чувствовал холодный расчет, амбиции и скрытые угрозы.

Главный Канцлер Чжан, старый лис с седой бородой и цепким взглядом, низко поклонился, прежде чем начать свой доклад о новом декрете по распределению земель. Его голос был вкрадчивым, но Ли Вэй знал: каждый его жест, каждое слово было продумано, чтобы укрепить его собственное влияние. Канцлер Чжан был несомненно талантлив, но его лояльность была так же переменчива, как ветер в бамбуковой роще.

Рядом с троном, за ширмой из тончайшего шёлка, сидела Вдовствующая Императрица, мать Ли Вэя. Её присутствие было постоянным напоминанием о традициях и о необходимости соблюдать приличия. Её взгляд, проницательный и требовательный, часто ловил взгляд сына, безмолвно призывая его к осторожности и к выполнению долга. Она желала ему блага, но её представления о благе Империи и Императора были неразрывно связаны с древними обычаями и могущественными кланами.