Не прекращаясь несколько дней, шел снегопад. Теплым покровом он укутывал Балугу, словно желал, чтобы город не просыпался. Улицы, белые от январской хвори, разгребали уже с трудом. То и дело из разных уголков города доносились стуки лопат, ворчливые голоса и смешные детские – единственные светлые лучики, которые не видели в серой мгле, застившей небосвод, никаких опасных предзнаменований.
Несколько дней без солнца превратили людное место в один большой сугроб – и лучше избегать дальнейших ассоциаций, иначе непременно перед глазами вставали гномьи ходы (а некоторые пути, как от рынка до ратуши, очень на них походили), а потом недалеко и до могил – своих или древних божьих, которым современные почеты всегда найдут применение.
Помянув отнюдь не добрым словом мягко проскочившую под ногами кошку, знахарка поспешила к единственному деревянному дому, аляписто застывшему посреди других обычных. Его ядовитые бока тоже не пожалел снег. Вывеску с котлом запорошило настолько, что казалось, варево выкипело и скоро белой отравой польется под ноги всякому входящему в дом ведьмы.
Владимира вытерла о коврик ноги, пригляделась к сугробу под окном и вытащила оттуда сверток, облепленный печатными буквами. «Косые», – девушка отряхнула газету и освободила от снежной пыли капюшон. Дом встретил ее наваристым запахом хвои и сумасшедшей Зоей, которая юркнула, как стрела, за угол, очевидно, что-то натворив. Повесив меховой плащ у входа, ведьма прошла на кухню, проглядывая первую полосу.
– Снегопад, снегопад… – определенно, ей что-то не давало покоя. Развороты быстро зашуршали под пальцами. – Вода, – произнесла она и задумалась. Зоя осторожно выглянула и заблестела глазищами из дальнего конца комнаты. Вдруг ведьма закивала: – Конечно, вода. – Она подошла к окну – брошенная газета открылась на финансовом разделе, – сощурилась на непроглядную пелену вверху, которая и не думала спадать, судя по прогнозу погоды на ближайшую неделю. – Самое время.
С этими словами девушка вернулась к разделочному столу, отыскала глубокую миску («Кто мне дал осиновую тарелку? У-у, я верну должок злюке. Так, береза…»), и отчего-то передумав открывать кран, направилась к выходу. Зоя не сводила со знахарки глаз.
– Вода, Зоя, – говорила Владимира, накидывая плащ. – Сейчас она защищает. И всегда видит, – шепотом закончила девушка, открывая дверь в царство белой мглы.
Спустя минуту дом снова наполнился звуками ведьминых каблуков, снимаемого плаща, снега, сыплющегося с ярко-рыжих волос. Но на этот раз березовая миска, временно поставленная на полу у входа, была с горкой наполнена хрустящей мягкой водой, замороженной – опять же, временно – в пушистые кристаллы. Ведьма поменяла сапоги на домашние тапочки и потянулась за уловом.
Зоя, застывшая в позе побега, звонко мяукнула.
Девушка повернула голову.
Зверь бросился наутек.
А Влада закричала.
– Ты слишком напряжен.
От этих слов я не стал менее сосредоточенным, но на Френсиса оглянулся. Он протягивал стакан. Что там – чай, эль?
– Осталось последнее лицо, – я кивнул на рот, который захлопывался с убийственно медленной скоростью.
Теперь территорию Храма покрывала только прозрачная пленка, и мы ждали момента, когда она порвется.
– Медики давно готовы, Шоко, но я говорю о твоем ухе. Не растрачивайся.
– Вот потечет у меня кровь, тогда и обращусь, – криво улыбнулся я, но слух отключил.
Передохнуть действительно надо, у Френсиса на это чуйка, иначе бы он начинающих на ноги не ставил. А из леса и так ничего не слышно уже долгое время. Даже птиц.
Я хлебнул чая – оказался с молоком, – а парень в это время усмехнулся:
– У дэа Лингинден вместо глаз должны быть медвежьи круги.
