И покуда нам не известно совершенно
точно, что наши вылазки во Времени для истории - гром или легкий
шорох, надо быть чертовски осторожным.
«И грянул гром» Брэдбери Рэй
На чёрном небе ярким взмахом
пронеслась искра, на мгновение чиркнув за собой перламутровый след
- на землю падал метеор.
Всего миг до этого мир вертелся и
барахтался, словно слетевший с катушек, нёсся отчаянно, и вдруг
резко дал по тормозам, так резко, как тормозит трамвай по железным
рельсам перед несознательной старушкой. Да, встречаются такие
старушки, которым, бессовестно плюя на летящих к лобовому стеклу
пассажиров, вдруг приходит в голову перебегать пути именно в
этот момент и именно на этом месте, конечно же застревая у высокого
бордюра, не в силах затащить на него свои ходунки; развернутся к
приближающемуся железо-стеклянному лязгу и строго грозить пальцем
очумелому водителю. И вот в этот момент вы неаккуратно трескаетесь
лицом об то самое лобовое стекло трамвая и надо же, стекло
выдерживает удар, оно даже не пускает трещины, а надёжно
останавливает ваше продвижение вперёд, расплющивая ваши щёки на
совершенно гладкой холодной плоскости…
Так вот, описав тройное сальто и
шмякнувшись об имагинарное ветровое окно имагинарного трамвая, вы
наконец принимаете позу абсолютного покоя, а ваш мозг, для полного
вашего сожаления и ещё более полного недоумения, всё продолжает и
продолжает свой инерционный полёт сквозь уцелевшее имагинарное
стекло, куда–то дальше, в пустоту, словно для него уже больше не
существует тёплых и родных стен черепной коробочки, но всё ещё
продолжает оставаться почему-то обязательная и самая устойчивая
связь с желудком; который во имя любви к серому веществу клятвенно
обещает освободиться от всякого бремени, кое он уже успел набраться
утром на завтрак, то бишь: от булочки с маслом, сырокопчёной
колбасы за 350 рублей, чёрного чая, с двумя ложками сахара и,
обманчиво аппетитных на вид, но совершенно безвкусных рисовых
печеней. А уже в такт этому восторженному вальсу внутренних
органов, словно из оркестровой ложи, в ушах приветственным гимном
аккомпанирует громогласный звон неотлаженных духовных инструментов
и резкий запах выхлопных газов прям под нос пособничает
ароматическому стимулу.
Если бы только оркестр… на самом
деле уши забиты так, словно туда напихали подушек и подушки,
растолкав по сторонам наковальни и молоточки, доминируют и отчаянно
давят на слуховой проход.
Сержант сделал пробный глоток, но
давление в ушах продолжало изрядно раздражать. Зато безобидный
глоток не обошёлся без последствий... То, что для головы оказалось
лёгким колебанием, вызвало у мозга шторм волнами циклопической
высоты, что яростно вскидывали его к небу и следом тут же
захлестывали, засасывая в глубину. А мозг, зараза, таки напомнил
желудку о его клятве про неразлучное единство по гроб жизни. Вот
так, не разобравшись, терять завтрак, однако, не хотелось.
Сержанту было херово, ужасно херово,
он даже не помнит, при каких обстоятельствах ему было ещё
херовее. Было раз, на задании он сломал ногу, на него
налетели с монтировкой, и он эту монтировку неудачно отбил голенью.
Операцию ему сделали только на третий день, и все трое суток он не
спал ночами, выл от боли. Да, боль была приличная, можно даже
сказать, нестерпимая, адская, но то была боль, а тут тебе
облупленная, зашкалившая под максимальной планкой, самого
естественнейшего характера херовость. Если таким образом душа
покидает тело, то тогда становится понятном, почему у всех живых
существ присутствует такой панический страх перед смертью….
На небе горели звёзды, много звёзд.
И чувство такое, словно к звёздам летишь. Жуткое чувство, если
признаться, будто в чёрную пропасть несешься со скоростью света и
боковым зрением уже замечаешь, как всякие небесные светила,
планеты, да кометы снопом проносятся мимо. Закроешь глаза, но это
не помогает, полёт продолжается. О-о-о.. сейчас бы лучше за твёрдое
прижаться, так чтобы почва голову охватила, удержала от
стремительного полёта, и дальше бы, глубже бы в эту почву, в
спокойствие, в вечный гипостаз. Можно даже себе вообразить, что вот
блеснёт над тобой стальной клинок лопаты, шлёпнется на лицо
влажный, прохладный ком земли. Да, это бы стало приятно – укрыться
землёю. Пускай похоронят, так даже лучше, пусть все мучения
наконец-то кончатся.