10 лет назад
Сэм
Можно ли это назвать одиночеством?
Год назад я и представить не могла, что задамся подобным вопросом в одиннадцать лет.
Я привыкла считать, что купаюсь в любви и внимании близких. Пусть их было не так много и весь мир для меня крутился вокруг трех человек – мамы, папы и лучшей подруги Эмбер, – но я верила, что этой любви вполне достаточно. Так и было, пока цепь событий не стала потихоньку рассеивать туман неведения, застилавший мои глаза.
Да, я знала, что было много и тех, кого я раздражала. И проблема не в том, что я не хотела дружить с остальными, а в том, что мне всегда было сложно сходиться с людьми. Слишком прямолинейная, говорила в лоб все, что думала, не могла улыбаться в лицо человеку, который не нравился, и с первых минут общения различала фальшь.
Однако для всех было проще считать меня обыкновенной задравшей нос выскочкой. Любимицей преподавателей, отличницей из образцовой семьи. Контрольные с высокими баллами, похвальные грамоты, доски почета, призовые места на конкурсах – это то, чем гордились мои родители, ненавидели одноклассники и с равнодушием принимала я.
В начале четвертого года обучения в нашей параллели появился новенький – победитель математической викторины, перебравшийся в Вест-Хейвен из соседнего города. Девчонки прямо за моей спиной показательно громким шепотом обсуждали, как здорово, что «теперь эту зазнайку будет кому подвинуть с вечного первого места».
Мне было плевать на лидерство, но сместить с пьедестала отличницу Сэм Макдугал тот мальчишка так и не смог. И азарт, с которым половина класса ждала каждую контрольную, исчез спустя месяц, когда на третьей по счету проверочной я вновь оказалась на верхней строчке школьного рейтинга.
Я старалась не подавать виду, что меня задевают их шутки. Так и витала в невесомости нашей с Эмбер дружбы – это единственное, в чем я не смогла распознать притворство, пока год назад все не стало рушиться.
Даже после того как узнала правду о своей семье, я была уверена в твердости дружеского плеча, на которое всегда опиралась. Но вскоре прочное, точно бронь, доверие к Эмбер превратилось в осколки, а позже и вовсе рассеялось мелкой пылью.
Так я осталась одна. В полной мере позвавшая, что значит быть преданной и никому не нужной. Лишней в каждой компании. Раздражающе идеальной и неисправимой настолько, что проще стать невидимкой.
Тогда же я и узнала, что травля бывает не только физической. Никто ни разу не подвергал меня насилию: я не получала тычки в бок, подножки, напитки, опрокинутые на одежду и волосы. Меня пытались задеть словами, а позже решили, что проще игнорировать.
Мои успехи в учебе сошли на нет. Мне все еще было плевать, любят меня или ненавидят, я не пыталась таким образом им понравиться. Однако желание просто исчезнуть, слившись с окружающим фоном, стало настолько осязаемым, что в ущерб учебе я посвятила свое время другим увлечениям – чтению книг и рисованию.
Роль человека-мебели устраивала меня ровно до того момента, пока я не оказалась «случайно» сброшенной в воду, которую до смерти боялась.
Я шла мимо бассейна, возвращаясь с урока физкультуры. Заглушив посторонние звуки наушниками, плелась в полном одиночестве: раздевалку уже покинул весь класс. Но один из мальчишек так же случайно оказался в числе отставших. И он так спешил догнать остальных, что, пробегая мимо, задел меня плечом.
А когда я, упав в воду, умудрилась не захлебнуться в первую же секунду, он коротко извинился и, даже не глядя в мою сторону, направился к остальным. Стоявшие в конце зала ребята что-то громко обсуждали, и никто не обратил на меня внимания.
Всем было плевать.
Позже, когда я с трудом, но выбралась (мне хватило сил и упорства в стремлении выжить, чтобы дотянуться до лестницы), на меня наткнулся учитель. Я сидела и кашляла, согнувшись возле шезлонга. Тут же начались расследования с вызовом родителей в школу. В свое оправдание ребята утверждали, что ничего не видели. Но до меня быстро дошли слухи, что с их стороны это была
