2125 год, Михаил, 9:15
Хорошо, шеф всегда прав, но почему тогда не сходится схема? – Михаил отодвинул пластину с припаянными чипами и ещё раз взглянул на «чертеж». Голограмма светилась голубоватым, позволяя рассмотреть многоуровневую схему со всех сторон. – Эврика! Кажется, нашел.
Нагнувшись над микроскопом, Михаил внимательно проверял соединения. И точно, он не учел наклон чипа.
– Миш, кофе будешь? – Маринка выглянула из-за прозрачной перегородки, разделявшей столы сборщиков квантовых приборов.
Надоедливая коллега с памятью, как у мышки.
– Не буду! Ты меня уже спрашивала.
– Странно, не помню, – девушка стянула перчатки и выпрямилась, тряхнув волосами. – Я скоро.
Каблуки застучали по кафелю, а Михаил уже подсоединял прибор к тестовой базе.
Когда датчик засветился, он понял, что победил – гравиметр Капустина, прибор, измеряющий гравитацию и время, названный в честь первого директора НИИ «Заслон», получил новую функцию. Крошка-датчик, который в 2125 году все носят вместо часов, чтобы при первых же толчках скрыться в убежище, перестал быть серийным прибором. В соавторах патента усовершенствованного датчика теперь появится имя Михаила Кузнецова, да и ещё премию выпишут.
Инженер бережно положил пластину в рабочий футляр и уткнулся в компьютер. Неожиданно перед ним опустился стаканчик кофе. Машинально отмахнувшись, он опрокинул стакан. Не проливающаяся крышка не дала растечься бурой лужице, но Маринка обиженно надула губы, ещё больше усилив свое сходство с глупой куклой.
– Поосторожней, пожалуйста! Как прибор? – девушка склонилась к монитору, окутав приторным сладким запахом.
– Шапочку надень! – Михаил не переставал удивляться, почему всех в лаборатории штрафуют за несоблюдение правил, а его соседке все сходит с рук.
Карина Акопян, 2010 г.
Он стоял у доски и увлеченно писал формулы Френеля. Мел царапал доску, а я не могла оторвать глаз от этого уверенного в себе человека. После экскурсии по «Заслону» я сразу попросилась на практику к профессору Капустину, занимавшемуся перспективным направлением фотоники. И он взял меня в свою лабораторию.
Я ожидала, что ко мне, как и на физфаке мужчины будут относиться немного несерьёзно. Мол, зачем ты, девочка, лезешь в физики. У нас здесь черные дыры и теория струн, а тебе с такими кудряшками и формами надо детей растить. Прямо слова бабушки, но я хотела быть как дедушка – руководитель Армянской атомной электростанции.
Зато Максим Петрович сразу отнёсся ко мне серьезно и предложил заняться экспериментальной физикой. Днём училась, вечером работала. На физфаке горячие обсуждения у доски, а в лаборатории что-то прикручиваю, монтирую, паяю. И как-то на теоретическую физику смотришь уже глобальней. Жаль, времена Ньютона прошли. Сейчас, чтобы изобрести что-то новое, надо перекопать горы всего. Но мне это нравится. Ещё Фейнман говорил, что настоящее удовольствие получаешь не от наград, а от процесса постижения мира.
Михаил, 11:10
Гул сирены вырвал Михаила из раздумий. Он не сразу понял, что это и хотел снова уткнуться в компьютер, но Маринка уже тянула его к двери.
– Тревога! Ты что не слышишь? У тебя сколько на гравике?
Михаил активировал наручный датчик – цифры на нуле.
– Ноль, – он посмотрел на изящный серебристый датчик девушки.
– Не может быть! А почему гудят? – Она начала суетливо тыкать в экранчик.
– Испортишь. Пошли! – парень распахнул дверь.
Гул превратился в вой. Нос защекотал запах гари. Из соседних дверей смотрели удивлённые лица. Мимо протопал круглый начбез Иван Ильич.
– Учебная тревога! Всем спуститься в убежище! – прорычал он.
– Я так и думала! – Восторженно прокричала Маринка. – Пошли!
Она уже выскочила в коридор и недовольно смотрела, как Михаил топчется у двери.
