Ночь обволакивала широкую реку. Вдали, словно призрачное видение со старой пятитысячной купюры, мерцающий ажурной вязью огней, вытягивался Амурский мост. На песчаной косе левого берега, у самой кромки тёмной воды, уютно потрескивал костёр. Рядом, около катера с небольшой палаткой-тентом, расположились два рыбака. Молодой Санька, со спиннингом в руках, жадно втягивал свежий, пахнущий речной прохладой воздух, зачарованно следя за медлительным скольжением тёмной воды. Подле него Василий сосредоточенно очищал от серебристой чешуи упитанную спину крупного сазана. В ведре рядом сонно плескались ещё несколько пойманных серебристых рыбин.
– Эх, благодать-то какая, – прошептал Санька, залюбовавшись дрожащими в ночи огнями моста. – Только вот, глянь, опять вода поднимается. Не ровён час, снова левый берег начнёт топить, острова скроет.
Василий коротко кивнул, не отрывая взгляда от своей работы.
– Ничего не поделаешь. Из года в год одно и то же половодье. А рыбалка… тут и впрямь душа отдыхает. Тишина, природа вокруг… своя философия, неторопливая. Главное – клёва дождаться, хотя, признаться, иногда приметы попадают в точку.
– Да ну их, эти приметы, – лениво махнул рукой Санька. – Вроде как говорят: июнь-июль – на рыбалку плюнь. А мы круглый год рыбу таскаем. Может, чаю? В котелке вон уже дымится.
– Чайку – всегда с удовольствием, – отозвался Василий, проворно потроша сазана, искоса поглядывая на величавый силуэт моста, прочерчивающий тёмное небо. – Эх, вот если бы ауха поймалась, ухи бы на костре с дымком сварили из неё… аромат – закачаешься.
Внезапно ночную тишину распорол странный звук. Сперва он показался вздохом, глубоким и тягучим, словно сама река, устало вздохнув, пропустила под своими стальными арками очередной поезд. Звук донёсся будто из самой глубины, пронзая негромкий плеск волн о берег и монотонное стрекотание ночных насекомых. Затем повторился, окрепнув и став отчётливее, – низкий, утробный гул, от которого по спине Саньки пробежали мурашки. Василий замер, держа распоротую рыбу, и его взгляд оторвался от далёких огней моста, скользнув к чёрной поверхности реки.
– Что это было? – тихо проговорил Санька, нервно оглядывая безмолвную гладь воды, словно ожидая увидеть источник странного звука.
Василий, обычно невозмутимый и спокойный, нахмурил густые брови, напряжённо вслушиваясь в ускользающий звук, непохожий на привычный гул проходящих по мосту поездов, долетающий издалека.
– Не баржа… и не поезд. Словно… из самой земли.
Затем гул затих, растворившись в тихом плеске воды и слабом эхе далёкого состава. Рыбаки обменялись тревожными взглядами. В глазах Саньки обозначилось явное недоумение, а на обычно невозмутимом лице Василия промелькнула тень необъяснимого беспокойства, нарушив его привычное созерцание ночного пейзажа с мостом.
Прежде чем они успели перемолвиться словом, из тёмной глубины реки донёсся новый звук. На этот раз это был не просто гул. Это был отчётливый ритм. Монотонный, настойчивый стук, словно кто-то или что-то мерно ударяло во что-то твёрдое под толщей воды. Тук… тук… тук…
Рыбаки застыли, напряжённо прислушиваясь к этому странному подводному пульсу, нарушившему ночную тишину.
