– А когда я женился, то надел пиджак с выпускного и джинсы, – сказал Боржич, с энтузиазмом наворачивая ложкой оливье прямо из миски. – Очень тогда гордился джинсами, они у меня были настоящие, из Америки. Я даже спать в них был готов.
– О, а я и не знала, что ты женат! – воскликнула Наташа и поправила чуть сползающую набок фату.
– Был женат, пааапрашу! – Боржич важно поднял ложку. – На первом курсе женился. Она была меня старше на семь лет. И мы развелись через три месяца. Ооо, это была чертовски драматичная история любви. Маринка преподавала у нас латынь.
– А где ты учился? – спросила Ева.
– На истфаке, – хмыкнул Боржич, снова закапываясь в майонезное месиво салата.
– А Маринка – это Марина Ильинична? – уточнила Ева.
– Ага, – невнятно буркнул Боржич. – Она до сих пор преподает?
– Такие секреты порой всплывают неожиданно, – засмеялась Ева.
– А как же твой жизненный принцип – никогда не жениться? – хитро улыбнулась Люся.
– Так ты думаешь, он почему появился? – заржал Боржич.
Все остальные тоже засмеялись. Изредка косясь на Наташу. Но она выглядела счастливой и безмятежной. Пританцовывала музыке, играющей где-то в ее голове.
Дядя Вова с самого начала решил побаловать свою невесту. Точнее, теперь уже жену. И второй день свадьбы, тот самый, который так старательно скрывали от ее родни, устроили прямо-таки с королевским размахом по количеству гостей. Народу было так много, что я даже не возьмусь определять количество. А чтобы точно все влезли, проходило это мероприятие на улице. На территории уникального в каком-то смысле пионерского лагеря, который был практически в городе, в том смысле, что до него можно было доехать на трамвае. Какой-то знакомый дяди Вовы подогнал другого знакомого, и тот подсуетился, чтобы…
В общем, нормальное место. Лагерь уже был готов принимать детишек, но до начала сезона – еще несколько дней. Достаточно, вроде как, чтобы привести в порядок после столь массового праздника.
“Или нет”, – подумал я, глядя на толпу патлатых нефоров, с гиканьем и криками раскручивающихся на карусели. Придушил в зародыше подавшую голос ответственность и желание призвать расшалившихся гостей к порядку. В этот раз возможные разрушения и последствия были совершенно не моей проблемой. Ну да, периодически здесь в девяностых, меня все еще цепляла за живое привычка к вандализму как к признаку лихости и крутости. И каждый раз я останавливал себя. Мол, не все сразу. Медленно, но верно привычка гадить под себя благополучно завершится. Хех, а полезно бывает взглянуть на свое время со стороны. Когда кажется, что ничего не поменялось, как разводили срач, так и разводят. И бычки бросают с балкона, не думая. И всякие там банки с обертками… Ха. Здесь в девяносто втором очень отчетливо понимается, какой на самом деле неслабый путь мы проделали. Другой мир. Тот же, но совсем другой…
Я безмятежно вытянул ноги и зажмурился.
Не моя проблема. Сейчас – не моя. Не тот день, чтобы кого-то воспитывать. Да и люди не те. “Своих” я потихоньку так или иначе к порядку приучал. Но всех…
– Володя, принести тебе чего-нибудь? – раздался над ухом голос Агаты. – Бутылку пива? Или шашлык? Там еще одна порция шашлыка дожарилась.
– Спасибо, Агата, ничего не надо, – я покачал головой, не открывая глаз.
– А можно я тут присяду? – спросила она.
– Все мы лишь песчинки в жерновах мироздания, – философским тоном произнес я. – Кто я, чтобы запрещать тебе искать свое место в этом суровом мире?
– Что? – Агата нервно засмеялась.
Я открыл глаза и посмотрел на нее, приложив руку козырьком ко лбу.
– Агата, места не подписаны, – я открыл глаза и посмотрел на нее. – В чем проблема?
– Ну… – она жеманно замялась. – Я подумала, вдруг Ева рассердится…
